Андрей Саргаев - КОРМУШКА

- Андрей!!!

Короткая пулемётная очередь со второго этажа прошлась по рубке, кроша боковые стёкла. Моя задержалась на полсекунды, пока поднимал висевший стволом вниз на плече автомат, и перечеркнула стоявшую передо мной троицу. Бронежилетов на них не было. Следующими - швартовую команду.

- Ух, мать! - сверху грохнуло, это сын прыгнул с перил ограждения прямо на балкончик мостика и, свесившись через леера, добавил бородачам.

- Рикошеты, балбес!

- Так осторожно же, пап!

- Спускайся, - я шагнул на трап и прикрикнул на одного из охранников Негодина, который ещё оставался в сознании и лежал привалившись к шлюп-балке. - Руки!

- Я…

- Руки, говорю! За голову!

Распахнулась дверь надстройки и тяжёлый приклад пулемёта превратил затылок пленника в кровавое месиво.

- Ты…

Вместо ответа сын молча прошёлся по палубе, стреляя лежащим в голову. Потом, с трудом удерживая дрожащими руками оружие, повернулся ко мне:

- Пошли чего покажу.

Идти оказалось недолго, всего два шага по коридорчику и сразу налево, в кают-компанию.

- Это…

- Угу, - Андрей сдёрнул с дивана покрывало и набросил на распятое на столе тело. На то, что осталось от тела молоденькой, судя по росту лет двенадцати, девчушки.

- С-с-суки….

- А на том берегу - незабудки цветут. А на том берегу - звёзд весенний салют. А на том берегу - мой костёр не погас. А на том берегу - было всё в первый раз, - дробинки падали в стеклянную банку, но Андрей, мурлыкающий под нос незатейливую песенку из своего детства, всё продолжал выковыривать их пинцетом из моего плеча и шеи. - Ничего так тебя приложило, слава богу, не картечью. Ещё обезболивающего?

Я взял бутылку и сделал несколько глотков. Хотя, казалось, литься уже и некуда - водка и так плескалась в организме чуть ли не на уровне глаз. Только никак не брала, сжигаемая до сих пор бушующим в крови адреналином. Славным сегодняшний денёк выдался. И хреновым одновременно. Славным от того, что умудрились выжить, а хреновым… Что-то слишком часто нам стала выпадать возможность расстаться с такой прекрасной штукой, как жизнь. Особенно в последние, то есть, крайние, два дня.

Сын потрогал рассечённую и зашитую щёку, поморщился одной стороной лица:

- Дай и мне.

Тоже колбасит человека. Такими темпами сопьёмся к чертям собачьим. Но лучшего лекарства от депрессии ещё не придумали.

Нас прищучили, когда мы перетаскивали "Казанку" с привязанной к ней резиновой лодкой к толкачу, собираясь не разгружая вытащить на борт шлюпочной балкой. Сначала появились мирные жители, привлечённые устроенной в такую рань канонадой, а уже потом… Потом полтора десятка вооружённых людей устроили такое представление, что до сих пор не хочется вспоминать.

Не меньше десяти стволов палили одновременно, не давая высунуть носа из дюралевой лодки, а под их прикрытием пять человек полезли на штурм дебаркадера. И ещё повезло, что первый же, выбравшийся из воды на понтон, сразу решил перебросить на берег сходни. Сработала растяжка, дав Андрею пару секунд на то, чтобы выбраться наверх. Посечённый осколками штурмовик упал вниз, в заминированный катер, и от удара приготовленный подарок выкатился на настил… Второй взрыв позволил вскарабкаться и мне. Вот тут и схлопотал заряд дроби от подобравшегося метров на двадцать стрелка. Впрочем, его радость оказалась недолгой - очередь из РПК может здорово испортить настроение, чаще всего насмерть.

- Ты как там?

- Нормально, - я перевалился через перила, тяжело упав на гладкий бетон палубы, и не вставая, на четвереньках, пополз из-под обстрела.

Как оказалось - вовремя. Вылетевшая из-за угла граната взорвались там, откуда только что смылся. Хорошо ещё, что мою долю осколков принял на себя набитый песком пожарный ящик. Появившемуся следом бородачу повезло меньше - на пяти метрах против "Калашникова" не пляшет никакой бронежилет. Тем более если позабыть его надеть. Или снял перед тем, как лезть в воду - этот, вроде, из штурмовой пятёрки. Где ещё трое?

Грохот ружей с берега стал ещё чаще, а пулемёт наоборот, замолчал. Высовываю голову - мать… Андрей катается по палубе в луже крови, неизвестно чьей, пытаясь увернуться от ударов здоровенного детины с пехотной лопаткой в руках. Даже отсюда видно, как поблёскивают остро заточенные кромки. Н-н-а тебе, гнида! Мужик сползает по стене, оставляя на ней тёмные потёки.

- Живой?

- Да хуле мне…

Бабах! Это сработала ещё одна растяжка, на этот раз наверху. Минус четыре, наверное… Но не проверять же? Где последний? Где эта скотина? Честно говоря, после увиденного в кают-компании, пропали и остатки какой-либо жалости - перед нами невинных овечек нет.

Последний штурмовик так и не появился. Мы его нашли уже потом, после отбитой атаки, лежащего со сломанным позвоночником у трапа второго этажа, с тоской глядящего на густо смазанные солидолом ступеньки. Это потом, а пока…

А пока было хреново - стрелки, прикрываясь согнанными в кучу мирными жителями, подошли к самой кромке воды и лупили почти что в упор. Автоматов у них не было, хоть в этом нам повезло - скорее всего, нарезное оружие и хранилось здесь, на дебаркадере. Но если ещё немного протянем, то станет совсем кисло - подойдут нехорошие ребята с крупнокалиберными пулемётами с городских стен, и принесут с собой медный таз, которым и накроемся нафиг. М-да… как-то не хочется брать грех на душу. Но нужно…

Переворачиваюсь на спину и вытаскиваю последнюю гранату. Прости, господи! "Эфка" летит на берег, до которого не больше десяти метров, и падает в гуще толпы. Извините, ребята, ничего личного. Несколько коротких очередей сразу после взрыва заставили всех ещё стоящих упасть на песок, и я метнулся к Андрею.

- Дай сюда! - пулемёт бьёт по видимым как на ладони людям. Уже не разбираю, вооружен кто-нибудь или безоружен. - Ещё магазин!

Сын толкает ко мне два автоматных рожка, смотанных между собой изолентой. Ладно ещё, что это не семьдесят четвёртый, пришлось бы хуже.

- Всё… - и тут же исчезает, рыбкой нырнув в ближайшее выбитое окно.

Шесть очередей… у меня шесть очередей. Потом перевернуть магазин и ещё шесть… мало. Где-то наверху зазвенело и осыпалось стекло.

- Ложись!

Давно уже лежу, вдавившись мордой в мокрый от утренней росы чугун кнехта. Вслед за криком на берег подряд летят три гранаты. И заработал второй пулемёт. Живём… да, мы ещё поживём!

А сейчас наш толкач, уже наш, стоял на якоре чуть выше Дзержинска. Сначала похоронили девчушку, найденную мёртвой, - похоронили на берегу, попеременно копая могилу лопатой с пожарного щита. И поставили крест, безымянный крест из срубленной тут же берёзки. Негодина со свитой просто выбросили за борт - собаке не только собачья смерть, но и посмертие.