Иван Петров - И.В.С.

Здесь и состоялась моя историческая встреча с Лениным.

— Вот так! Ну не надо, не надо хмуриться, все понимаю, но не мог усидеть. В такое время быть вне Смольного — преступление. Даже дети знают, что восстание развивается успешно. Товарищ Рахья все обеспечил, никакого риска.

Небольшой человечек в огромных темных очках держал меня за руку и пристально, вывернув набок шею, смотрел в глаза. Голова была перевязана белым ситцевым платком в мелкий синий цветочек, из-под которого торчала пацанская челка, у щеки напихано столько ваты, что страшно за болезного, осмелившегося с таким флюсом вылезти из дома на пронизывающий осенний ветер. Его к хирургу надо, спасать. Подтверждая мои выводы, он болезненно дернул щекой (встрелило — а ты не болтай!), едва намеченные усики и бородка страдальчески покривились.

— Пройдемте к Троцкому, там все и обсудим. Не будем раскрывать мое инкогнито, я все понимаю и обещаю продолжать выполнять решение ЦК. Даже стыдно, как мальчишка, но так не терпится узнать, что у вас происходит. Тем более, мое присутствие в решающий момент может быть необходимо.

Ленин!!! Точно! как говорили — в зубной повязке через всю шеку! Маленький. Здесь коротышек хватает, но этот ниже почти всех, может и метр шестьдесят всего. Как прорвался? В распахе вполне приличного (не рабочего) пальто видны белая рубашка, галстук, пиджак с жилеткой. Этакий адвокат — прислужник империализма. Наверно, пожалели на входе — больной, — пропустили.

— Владимир Ильич, обстановку, конечно, может рассказать Троцкий, но, в целом, к утру город должен быть у нас в руках. Основные объекты — железнодорожная сеть, почта, телеграф — сейчас захватываются под руководством Бубнова и Дзержинского. Временное правительство лишено какой-либо поддержки и захват Зимнего уже становится необходимой формальностью. Но, конечно, может еще произойти всякое. Я организовал новую сеть из десятка конспиративных квартир в районах порта и вокзалов, старые засвечены, пусть и среди надежных людей. Наши обеспечат возможность добраться до них в любой ситуации, поэтому я хотел бы находиться рядом с вами до окончательного прояснения. Подготовка к открытию съезда завершена, мы готовы начать действовать по вашему слову.

— Хорошо, хорошо, пойдемте, батенька, вы мне все объясните. Архиважно использовать революционный порыв масс, но, не менее важно блюсти свой интерес. Сейчас мы втроем все обсудим.

Батенькой назвал. Да мы почти в одном возрасте, в бритом виде ему и сорока не дашь. Может, злится, что в коридоре разговариваем, нервничает, не хочет чтоб узнали? А финн Рахья ни слова не сказал, так и стоит, как не родной. Настоящий финн. Ладно, пошли за лидером.

Интересно было наблюдать встречу двух знаменитых вождей в такой переломный момент. Тема. Увидев меня, Троцкий сразу наехал — где я был и что делал?! Не давая ответить, сообщил, что с утра был арестован тираж "Правды", но, благодаря вмешательству ВРК, ситуация взята под контроль, отправлены люди на захват резервной типографии. Роль Каменева и Зиновьева (этого то что — до кучи?) в этом прискорбном случае не ясна, но, если вспомнить, что Сталин без разрешения ЦК опубликовал их покаяния, то тенденция просматривается. Накляузничал по поводу моей сегодняшней статьи, где я призвал к мирной передаче власти Советам вместо согласованного с вождем и проводящегося другим вождем вооруженного выступления. Сказал, что срываю подготовку к открытию Съезда. Утром не явился на экстренное заседание ЦК и исчез из Смольного, несмотря на принятое на нем решение о запрете всем членам ЦК покидать здание без специального на то разрешения. Скрываю от ЦК свою деятельность, например, не сообщил о произошедшем на меня утром нападении, о котором он узнал от Аллилуева. В общем — люди работают, а этот нарушитель партийной дисциплины где-то шляется, и вообще — что ты здесь делаешь, дай поговорить вождям, иди куда шел! Опа!!

Промолчу, может, теперь восстанием займутся.

Ленина он зря испугал новостью о нападении на меня. Все остальное сразу как-то побледнело, похоже, вождь примерил ситуацию на свою шкурку и подскис. Трусоват, на это я ставку и делал. А будь во мне пятьдесят кило и богатырский рост в метр с кепкой? Сейчас по новому вспоминает, как недавно, по темноте, сюда добирался.

А что я хотел? Нет еще Сталина, но нет ни Ленина, ни Троцкого. Есть кучка заговорщиков, прилепившаяся к волне народного гнева, на немецкие деньги вербующая своих сторонников и расшатывающая державу. Есть испуганный эмигрант-литератор, пол-жизни скрывавшийся по заграницам, покрытый мурашками от разыгравшегося воображения. Революция — это пока теория, иллюзия, мечты, игра, а то, что грохнуть могут в темноте — это жизнь. Не знаю, кем был Троцкий раньше, но он, по крайней мере, в мэрском кресле столицы уже побыл, освоился, на кривой козе не подъедешь — Председатель Петросовета. Этот уже ощутил власть, ее легкое касание смерти, когда невинные слова, шутка за обеденным столом, ломают хребты людских судеб. Местечковый вариант, но — вождь, никакого сомнения. Ни у меня… ни у него — по поводу своего права вершить судьбы страны по своему усмотрению. Молодая лиса, пока неопытная. Но матереть будет быстро, через любого перешагнет, никому пощады не даст. Ах, как греет душу, когда удается затравить такого матерого волчару. Живым, с завязанной пастью, только желтые глаза бешено сверкают на оскаленной морде и — глухой рык, рожденный глубоко внутри, слышный только мне, лучше всякой музыки для души охотника. Эх, хорошо!!! кто понимает…

Ленин привык к партийным боям в узком кругу знатоков марксистской теории, там он достиг своих высот, там любого в дугу согнет, беспощадно обвинив в каком-нибудь оппортунизме. Страшное оружие. Но только для тех, кто понимает, о чем речь. Сейчас на площадях пришло время проливать реальную кровь, красненькую. Сейчас придется провинившихся, правых и виноватых, и деток невинных, не из партии гнать, а к стенке ставить. Подлость та же, методы разные.

Все, Ленин оправился. Я весело и успокаивающе глянул на него, прижмуривая глаза. Указал взглядом на дверь — Потом. Троцкого это перемигивание окончательно взбесило и он залез в мою вотчину — национальный вопрос. То есть, высказал порицание моей национальности. Сталин ведь был большой спец по этому делу? И, в моем лице, он ответно выразил недовольство засильем лиц еврейской национальности в текущем революционном движении. Тянут друг друга наверх, как в анекдоте, а пользы от них никакой, одна говорильня. И главный у них — Троцкий! Ленин аж побледнел.

Выволочку я получил за грубость по отношению к товарищам и низкую революционную сознательность. Блин, я про его дедушку Сруля забыл! Пришлось грубияну мрачно извиняться и валить в коридор, проветриться.