Иван Петров - И.В.С.

Под утро Ильич явился в нашу оборудованную одеялами берлогу и вытурил меня. Троцкий не мог нарадоваться подушкам — откуда они здесь? Вот такая смена кабинета.

Скучно мне здесь, тоскливо. Ничего делать неохота. Нет уважения к местным пигмеям, нет желания заниматься их делами. Все-таки, достал меня откат после переброски. Может, грохнуть развеселившегося Ильича и Троцкого-заразу, пока кроме меня у них другой защиты нет? За ночь успею еще пяток Урицких заделать. Ну и что, что на их место всякие Даны, Аксельроды и прочие шахер-махеры сразу сядут. Всех не уложу, кончат раньше. Может быть, следующие не такими ядовитыми будут, все полегче стране? Ладно, совсем раскис, надо поспать, пока темно.

История как полноводная река — течет по естественному руслу. Ничего не поделаешь, значит — этот путь оптимальный. Пять лет борьбы, прежде чем удастся добраться до власти. А если ошибся? Все! Спи.

Утром пошел сдаваться, то есть — будить диктаторов. Хреновое настроение еще не повод ломать игру. Адаптация, акклиматизация, накопившаяся усталость от предыдущей работы. Привык пальцы гнуть, а не горшки с дерьмом выносить. Сталин… Сталин… Одно название. Никто меня пока не знает, авторитет средненький — широкая известность в узких кругах. Считай, с нуля придется начинать. В обстановке надо разбираться, что тут у них. А как, если вопросы нельзя задавать? Фильтруй, паэш, базар через слово.

Ильич, натянув одеяло до подбородка, мечтательно смотрел в потолок. Троцкий уже вылез из гнезда и пытался привести в относительный порядок национальную аммуницию. Шинель я себе вернул и сразу надел, на всякий случай.

— Слишком резкий переход от подполья к власти…

Совсем тихо что-то добавил, на слух — по-немецки. Да точно — по-немецки, он же из Германии приехал. Молчун Троцкий, зыркнув на меня, не стал комментировать.

Какой там шпион, нет, конечно. Международный авантюрист.

Но поставлена цель — чтобы что-то сделать для страны — надо получить эту возможность. Нужна власть, нужна партия, как рычаг этой власти. В одиночку я никто и ничто, буду уничтожен волей большинства. Не тринадцатый век.

"Грабь награбленное" мне сейчас ничем не перебить, сильна идея.

А пока — рядом с Лениным могу разыграть карту Троцкого. Хватит Ильичу изображать бедного родственника, заискивать, пора излечить его от комплексов. Верный пес Сталин всегда должен быть под рукой, чтобы поумерить аппетиты зарвавшегося наполеончика. Разделяй и властвуй, хоть это он понимает? Мне нужен блок с Каменевым и Зиновьевым, эти предатели революции долго не смогут отмыться в глазах большинства. Троцкого ненавидят лихо и без меня на плаву не удержатся. Я нужен им, а они мне. В одиночку Ильич меня ему сдаст, вес не соизмеримый. В партийной риторике, во влиянии на умы масс — я мальчишка по сравнению с ним. Ничего личного, сдаст. Старые партийные лисы закроют брешь в моей обороне. Мне нужен был надежный журналюга в мою группу? Пожалуйста, два готовых.

Что потом? Внедрять религию Маркса? Я обязан создать идеологию новому народу, создать этот народ — советский.

Ленин — пророк новой религии, единственного верного учения святых Маркса и Энгельса, а Троцкий — падший ангел, Сатана, обрекший людей на муки. И я, первый ученик пророка, должен войти в этот вновь созданный пантеон. Вера должна быть, без веры мы ничто, без веры нет народа, не устоим.

И нельзя будет сказать людям, что все было ошибкой, все зря, страна в руинах после братоубийственной войны — просто опустятся руки. Такова плата за создание новой эры — советской, эры новых богов. Впереди страшная война и без духовного единства новой нации, как без индустриализации, страна погибнет по примеру горбачевско-ельцинских СССР и России.

Нельзя.

Найду ли другой путь, смогу ли предотвратить гражданскую, успею ли…

Иначе — культ личности Ленина (Мавзолей) — для возможности создания культа личности Сталина, живого бога, отца нации, который сможет принести людские жертвы для достижения необходимого, иначе работать не будут. Пусть считают, что безвинно пострадали, но сделают дело, нет времени уговаривать…

И ковать партию государственников, тех, для которых смыслом жизни и религией станет процветание и мощь державы. Именно им, а не тупым последователям ложных богов я должен завещать свою империю.

— А что у нас с завтраком? Приятно было бы как-то отметить…

У Троцкого снова полезли наверх брови.

Затеяв с Бубновым полуспор-полуобсуждение событий последних двух дней, вылавливая из разговора цифры, получил следующую информацию для размышления. Гарнизон Петрограда насчитывает около ста пятидесяти тысяч солдат, Балтийский флот — это приблизительно восемьдесят тысяч матросов, Красная Гвардия от пяти тысяч (столько Троцкому удалось выцыганить от временных вооружения для защиты их от корниловцев) до сорока тысяч бойцов. У временных было неизвестное число юнкеров из училищ Петергофа и Ораниенбаума, а также три казачьих полка, расквартированных в Петрограде. Не знаю численности училищ и казачьих полков, и спрашивать было нельзя, так получилось. Бубнов считает, что Зимний защищало две тысячи семьсот человек, к моменту штурма осталось менее тысячи — остальные разошлись. У нас в Смольном болталось до полутора тысяч красногвардейцев, от матросов и солдат были небольшие группы сочувствующих, наблюдателей, для связи. Более-менее можно полагаться на солдат Кексгольмского полка — те заняли Центральный телеграф, Главный почтамт и Центральную телефонную станцию; Измайловского — взяли Балтийский вокзал, и запасного саперного батальона — захватили Николаевский. Какие-то отряды матросов овладели Центральным телеграфным агентством, заняли Военный порт и Главное адмиралтейство, арестовав Морской штаб, а моряки гвардейского флотского экипажа ворвались в Государственный банк. Аврора, кроме холостого выстрела, предоставила свою радиостанцию для передачи окрестным гарнизонам приказа не пропускать к Петрограду ни одной воинской части. Естественно, контрреволюционной, других нет. Все остальное — частная инициатива отдельных солдатских и матросских групп, в купе с отрядами Красной Гвардии. Пока было Временное правительство — эта неподчиняющаяся никому вольница была их проблемой. Теперь — наша головная боль. Желания изменить своим привычкам и приступить к служению революции, как того бы нам хотелось, у них нет. Митинги и привольная разгульная жизнь — теперь с удвоенной восторгом победы энергией. За что боролись?! Грабь награбленное!

Пока не знаю…

В Москве началось восстание. Судя по всему, была установка на одновременное выступление в обеих столицах. Пока идут вялые перестрелки, Бубнов и сам ничего не знает, не у Ленина же спрашивать.