Дмитрий Беразинский - Красный опричник

— Пошел вперед! — подтолкнул его один из оперов сзади.

Андрей Константинович спустился по ведущей вниз лестнице — сквозь прорезанные в цоколе двери, обитые металлическим листом. Оба его конвоира шли сзади. Достигнув нижней площадки, один велел ему встать лицом к бетонной стене, а другой нажал кнопку звонка, прикрепленную металлической скобой на дверной коробке. Двери распахнулись моментально, как будто их ждали часов шесть и не успели даже позавтракать. Мужчина с четырьмя кубиками в петлицах щелкнул каблуками:

— Помощник дежурного коменданта — Васильев! Кого привезли?

Один из конвоиров передал встречавшему пакет и хмыкнул:

— Там все написано, товарищ Васильев. И кого привезли, и когда увезут, и все остальное. Бывай здоров!

Волков остался с помощником дежурного коменданта один на один. Тот задумчиво посмотрел на него и что-то черканул в отрывном календаре. Затем поднял эбонитовую трубку телефона и негромко произнес:

— Симагин, зайди.

Молча сел за стол и закурил сигарету. Как только между ним и Волковым оказалась значительная дымовая завеса, спросил:

— Может, сигарету?

— Не курю! — отрицательно помотал головой Андрей Константинович.

— Это хорошо. Вы в каком звании?

— А что, заметно?

— Слава богу, навострился за пятнадцать лет военных от гражданских отличать. Так в каком звании? Майор, подполковник?

— В понятных вам единицах измерения… генерал-лейтенант! — хмыкнул Волков, наблюдая, как вытягивается лицо у помощника дежурного.

— В Красной Армии нет генералов, — несколько неуверенно выдавил тот.

— Тогда командарм второго ранга. Слушайте, какая вам разница, если вы при аресте все равно погоны срываете? И в сопроводительной должно быть указано…

— Разговорчики!

— Молчу-молчу!

— Условия содержания под стражей! — хмыкнул Васильев, — вот какая разница.

Тут в караульное помещение заглянул плохо выбритый детина в погонах старшего надзирателя.

— Вызывали?

— Да, Симагин! Отведи-ка задержанного в камеру номер ноль-ноль-пятнадцать. К бывшему комкору Иванову. Согласно предписанию, гражданина Волкова требуется содержать в одиночке, но откуда ж я возьму такую роскошь?

— Следуйте за мной! — безразличным тоном предложил Симагин.

Пройдя в дверь, пропустил арестованного перед собой.

— Теперь вперед!

Таким же бесцветным и безразличным был его голос при командах «налево», «направо», «пропустить», «к стене». Спустившись по узкой лестнице на второй этаж цокольного этажа, старший надзиратель кликнул дежурного вертухая и они вдвоем проводили Андрея Константиновича до камеры номер 15. Пока Симагин снимал с него наручники, вертухай отпер дверь камеры и жизнерадостно объявил:

— Пополнение к вам, арестованный Иванов!

— Как, пополнение? — донеслось изнутри. Ведь товарищ следователь обещал…

— У всех своя работа, Иванов! — буркнул старший надзиратель, — следователь обещает, а я исполняю. Другой следователь вот тоже гражданину пообещал… короче, знакомьтесь!

Волков вошел внутрь тесной одиночки и подождал, пока за ним захлопнется дверь. Но и после остался стоять у порога, рассматривая обстановку камеры. За свою долгую жизнь он впервые оказался в заключении. Что ж, от сумы да тюрьмы… как говорится, не зарекайся. Тем более. Что пока к нему не применяли никаких насильственных методов, если не считать таковыми саму процедуру ареста. Может, все еще образуется… товарищи разберутся, выпустят. Тьфу ты, черт! И часа не прошло, как арестовали, а уже психология изменилась. Смотри, как бы вперед ногами отсюда не вынесли!

Волков осмотрел крохотное помещение одиночки. Несмотря на название, в камере стояли двухэтажные деревянные нары с роскошными соломенными матрацами неопределенного цвета. Крохотная лампочка свечей в двадцать нерешительно разгоняла темноту и даже не позволяла рассмотреть лица сидящего на нижней шконке.

— А мне говорили, что камеры освещаются так, что спать невозможно! — произнес Андрей Константинович в полутьму, — здравствуйте, товарищ!

— Товарищи остались за забором! — тоскливо произнес некто с редкой фамилией Иванов, — а здесь находятся исключительно враги народа.

— Тогда позвольте представиться: враг народа — Волков Андрей Константинович.

— Не скажу, что рад знакомству, — хмыкнул мужчина, — но вежливость соблюдем. Иванов Петр Максимович. Бывший начальник штаба семнадцатой армии. Комкор. Третий месяц здесь кантуюсь… а сильные лампочки вворачивают тем, кто ни в чем не признается.

— А вы, значит…

— Вот только не нужно осуждать, товарищ! — Иванов при слове «товарищ» запнулся, — я месяц не спал и трое суток навытяжку стоял перед идиотами в синих фуражках. Да и просили признать не так уж много…

Волков неопределенно хмыкнул. Это в детстве, будучи пионером, просто было осуждать сломавшихся под пытками. И восхищаться «пионерами-героями», и преклоняться перед мудростью партии. А когда вот так — загонят в задницу рыболовный крюк самого большого калибра, а в газетах напишут, что сам его проглотил…

— Я не осуждаю, — мягко сказал он, — неизвестно еще, в чем придется признаваться мне. А ведь попросят, сукины дети, еще как попросят!

— Простите, — произнес бывший начальник штаба, — я не расслышал, вы на какой должности служили?

— А кто сказал, что я служил? — удивился Андрей Константинович, — я в деревенской школе детишкам французский язык преподаю. Пошел как-то в лес за грибами, и сам того не желая, заблудился. Вышел в каком-то незнакомом месте… даже не предполагал, что такое есть в нашем лесу. Каменные здания, огражденные колючей проволокой… вышли двое вооруженных карабинами и с собакой… собака из них самая добрая была. И вот теперь меня обвиняют в шпионаже. Какой из меня, нахрен, шпион?

— Удивительно! — покачал головой Петр Максимович, — простого учителя запирают вместе с высшим комсоставом. А в шпионаже нынче обвинят всех. Время такое…

Он недоговорил, но из его серых командирских глаз внезапно хлынула волна недоверия. Мол, знаем мы таких учителей, которых подсаживают к комкорам. Пусть даже и к бывшим комкорам. В том, что он «бывший», Иванов не сомневался. О реабилитированных пока не слышали. Он, во всяком случае, не слышал.

— Так я займу верхнюю коечку? — ласково посмотрел на него Волков. Он молча кивнул и отрешенно уставился в темный угол, где, судя по запаху, стояла параша.

Его неожиданный и незваный гость ловко запрыгнул на верхнюю шконку, отчего пятисантиметровые доски жалобно заскрипели под отнюдь не легким его весом, зевнул с наслаждением вольного человека.

— Сколько времени, не подскажете? — спросил Иванов, — я видел, что у вас хронометр не отобрали.