Юрий Валин - Самый младший лейтенант. Корректировщик истории

– Цвет глаз, форма носа?

– Глаза у тебя ничего. Особенно в окулярах. Такой милашка, – начальница хихикнула. – Лично мне больше всего импонирует, что ты сексуально на меня не реагируешь. Очень удобно. Честно говоря, просто душой отдыхаю.

– Я не то чтобы совсем не реагирую, – слегка оскорбленно уточнил Женька. – Особенно поначалу. Были мысли.

– Были и прошли, – Катерина улыбалась. – Хороший ты мальчик. Понимающий и адекватный. Воспитанный. При этом не склонный к аналитике и выстраиванию глобальных теорий. Очень нам подходишь.

– Потому что не склонен к аналитике? – изумился Женька.

– Думать ты умеешь и даже делаешь это регулярно. Но если допустить, что мы с тобой задумались глубоко и надолго, начали анализировать ситуацию с личностной точки воззрения, то получится однозначно нехорошо. В лучшем случае нас будут долго лечить. Действительно, что нормальному человеку делать в соседней реальности, да еще в неуютном месте в неуютное время? Единственный выход – принять ситуацию как данность. Тебя выперли из института, на улице тебя поймал офицер и попытался загрести в армию. Ты не стал вопить о правах человека, заламывать руки, а мгновенно дал деру. Размышлять и задумываться не стал. Здесь по тебе стреляют, швыряют мины, ты пыхтишь, ползешь, перебегаешь, не пытаясь втолковать себе и миру, что вообще-то ты совершенно ни при чем. Ты вообще не отсюда, ты не местный. Для большинства индивидов именно искреннее возмущение и неверие в происходящее являются заданной реакцией в подобных обстоятельствах.

– Так, значит, я в Отделе, потому что недоумок?

Начальница хихикнула:

– Осторожнее, Земляков. Или получится, что я недоумок со стажем, а на такое начальству не намекают. Мы – элита. Очень специфическая элита, Женя. Толстокожая. Способны работать в ситуации, когда нормальные люди офигевают от возмущения. Это я, естественно, сугубо научно-популярно выражаюсь. Можно развозить сопли о способностях к адаптации, о подходящем психотипе, но оно нам нужно?

– Слушай, я, наверное, не очень подходящий тип, – прошептал Женька. – Я войны боюсь.

– Нормально. Кто ее не боится – полный псих. Вроде меня, шизанутой.

– Тогда не сходится, – растерянно возразил Женька. – Ты-то тоже здесь сидишь.

– Я – исключение. Аномальное и временное. У меня наличествуют некоторые индивидуальные способности, но к специфике работы Отдела это отношения не имеет.

– Что-то сплошь случайности, – Женька начал собирать «вальтер».

– Случайностей не бывает, тебе товарищ капитан доходчиво объяснил. У тебя актуальная специальность, ты подходишь по биометрическим данным, с тобой беседовал психолог. Что еще нужно?

– Какой психолог?

– Ты в клинике лежал? – насмешливо поинтересовалась начальница. – Полагаешь, платные клиники свято хранят врачебную тайну?

– Вот суки! – возмутился Женька. – Еще денег содрали.

Катрин пожала плечами:

– Такова суровая проза мирной жизни. Куда ты затвор суешь, когда «флажок» поднят?

С оружием закончили. Катрин пошла к бойцам, а Женька сидел, почесывался под телогрейкой и думал, что случайностей действительно не бывает. Еще тогда, в клинике, психологша подозрительной показалась. Уж чересчур красивая, холеная. Впрочем, докторша не из штата клиники была, посторонняя какая-то, приглашенная. Можно было догадаться.

Нет, красивых женщин нужно подальше обходить. Еще не известно, какие опаснее – на каблучках и с маникюром или с винтовкой «СВТ».

– Эй, ты к суициду примеряешься?

Женька вздрогнул – сидел себе мирно, об Иришке думал. В руках вертел бритву с костяной ручкой.

Начальница, как водится, скользнула в подвал призраком неслышным.

Женька показал бритву:

– В телаге нашел, в кармане. Видно, того бойца.

– Хорошая вещь, – начальница поскребла грязным ногтем рукоять. – Старинная. Я, знаешь ли, больше старым вещам доверяю. Они не одноразовые. Бриться будешь? Я мыла достану. Вода из лужи, но без головастиков. Не сезон еще.

Воду Женька на всякий случай прокипятил. Подождали, пока остынет, сидя у костерка.

– Кать, ты ходить очень тихо умеешь. Учили в спецшколе?

– А как же. И в спецшколе, и у индейцев уроки брала.

– Что ты смеешься? Я серьезно спрашиваю. С ножами у меня вряд ли получится, так, может, хоть топать отучусь.

– Какой тут смех? Я же за океаном училась. Там полно краснокожих. Вернемся – глянь в энциклопедии, если не веришь. Там сплошь индейцы или метисы.

– Понятно. У англосаксов тебе учиться было нечему?

– Археологии я у бледнолицых училась, – вполне серьезно пояснила начальница. – А ходить там белые не умеют. Все на автомобилях разъезжать норовят. Зажиточные, гады. Даже в кампусе из-за руля выползут и сразу на велосипеды норовят взгромоздиться.

– Серьезно? Ты в университете училась?

– Не похоже? – начальница почесала щеку. – Наверное, и мне еще разок умыться не помешает. Меня тамошние бледнолицые учили раскапывать могилы тамошних краснокожих. Очень познавательно. Почти два курса успела прослушать. Потом замуж вышла, да дальше не сложилась жизнь.

– Извини.

– Евгений, мне кажется, ты много подслушивать стал.

– Так сквозняк. Слышно все, я же не нарочно.

– Да ладно. Я из своего вдовьего положения тайны не делаю. Иди бриться, сплетник.

Брила сама начальница. Брала за нос скользкими пальцами. Движения у нее были уверенными, безошибочными. Женька жмурился и думал, что у командирши и без всякого маникюра пальцы изящные. Не зря она перчатки носит, руки бережет.

Сидели умытые, готовые. Женька даже телогрейку успел на спине заштопать. Приходили поочередно бойцы охранения, дремали в тепле. Вместе пообедали – в банках оказались сардины, вкусные даже с каменными сухарями.

Катрин возилась над планом центра города. Вела огрызком карандаша по улицам – знакомая Чернышевского и Дзержинского, Костомаровская, Каразина. Заставила вспоминать, какие из домов разбомблены. Опергруппа опасалась неожиданностей. Женька знал, что начальница не очень-то верит, что рандеву состоится. Катрин вообще крайне мнительно относилась к планам руководства. По ее наблюдениям, чем тщательнее прорабатывалась операция, тем непредсказуемее были результаты ее проведения.

Варварин приехал в 16.40. На сей раз начальство прибыло на растрепанном «Хорхе» [50], в сопровождении четырех бойцов. Машину загнали под защиту кирпичных гаражей, бойцы пока остались при транспорте. Варварин зашел в подвал:

– Готовы?

– Старались, товарищ капитан.

Варварин был в боевой амуниции: в телогрейке, с запасным диском у пояса. Даже саперная лопатка висела на бедре. С сомнением глянул на вещмешок со спецтехникой: