Сергей Соболев - Скриптер

— Понимаю, Михаил Андреевич.

— Соответствующее сообщение будет отослано в ближайшее время в международную Лицензионную комиссию. До конца этих суток ваш служебный профиль претерпит необходимые и вытекающие из сложившейся ситуации изменения.

— Я не цепляюсь за высокие должности, — спокойным тоном сказал Павел Алексеевич. — И я сам… теперь могу признаться… хотел просить вас освободить меня от всех занимаемых должностей. Подчеркну — всех без исключения.

— Вот как? — Хранитель внимательно посмотрел на собеседника. — А чем вы хотели бы сами заняться? Какие у вас есть планы?

— Я только недавно придумал себе дело, — Павел Алексеевич усмехнулся. — Хочу заняться исследованиями такой «ненаучной» или околонаучной сферы, как древние и не очень древние пророчества, а также разного рода предсказания будущего.

— То есть, вы не теряете надежды нащупать след Логинова? Я правильно вас понял?

— Не буду лукавить… именно этим я и собираюсь заняться. Хотя бы потому, — Павел Алексеевич посмотрел собеседнику в глаза, — что считаю себя тоже ответственным за то, что произошло.

— Мы пока что не знаем, что именно там произошло, и по какой причине не вернулся Логинов, — не отводя взгляда, сказал Хранитель. — Надеюсь, что Сотник сможет восстановить память в полном объеме…

— У меня это заняло несколько месяцев, — сказал Павел Алексеевич. — И я, кстати, даже сейчас, по происшествию двадцати лет, не могу сказать, что

помню все детали того, что случилось со мной и двумя моими спутниками.

— Вы понимаете, насколько ничтожны шансы вернуть его оттуда… если случилось именно то, о чем мы сейчас с вами думаем? И сколь невероятно сложен может оказаться этот процесс? Даже в плане сбора информации.

— Это также сложно, как рассчитать процесс, в котором фигурируют величины, приближающиеся к числу гугол . Но я все равно намерен этим заняться.

Михаил Андреевич вдруг усмехнулся.

— Я ведь подзабыл уже, какого цвета у вас глаза… Как вы себя чувствуете, Павел Андреевич? В связи с этими вот… переменами?

— Нормально… свыкаюсь постепенно. Кстати, Михаил Андреевич… еще один момент. Я не уверен, что в связи с произошедшими переменами, в том числе теми, которые отметили и вы, смогу качественно выполнять работу редактора. Поэтому… в том числе, и поэтому тоже, прошу вас пойти мне навстречу и дать соответствующую команду .

— Вы знаете наши порядки, Павел Алексеевич. В наш коллектив сложно попасть… и невозможно его покинуть. Из Московской Редакции — и это вы тоже знаете — сотрудников принципиально не увольняют.

— Процесс увольнения у нас заменен редактурой . — Павел Алексеевич криво усмехнулся. — Как говорили во времена оные: «нет человека — нет проблемы».

— Я отношусь к вам с большим уважением и огромной симпатией, — сказал Хранитель. — Но даже ради вас не могу сделать исключение… — Его лицо, только что суровое, сосредоточенное, помягчело. — Но выход, конечно же, мы найдем.

— Какой?

— Вы будете состоять, как и прежде, в штате редакции Третьего канала. С сохранением оклада и прочим «портфелем». Ну а заниматься будете тем, чем вы сами пожелаете. Причем, мы вам будем в ваших «частных исследованиях» всячески помогать — и материально, и интеллектуально. Если, конечно, вы сами этого заходите. Такой вариант вас устроит?

Павел Алексеевич облегченно перевел дух.

— Спасибо, Михаил Андреевич! Озвученный вами вариант меня устраивает вполне .

Из джипа показался охранник Николай. В руке у него смартфон; судя по тому, как он переминался с ноги на ногу, у него имелось какое-то сообщение.

— Подойдите, — сказал Хранитель, — мы не кусаемся! Что там у вас? Важный звонок?

— Так точно! — выпалил Николай. — Из офиса звонят… Я бы не стал беспокоить, но говорят, что звонок чрезвычайно важный и срочный!

Павел Алексеевич взял у него телефон.

— Слушаю!

— Пал Алексеич, — прозвучал в трубке голос коллеги, — намониторили еще один сигнальчик! Да такой, что ахнете!

— О чем речь?

— Та картина, что якобы написана Дали… и потом была разделена на две половины! Копии изображений, которые вы попросили зафиксировать и в дальнейшем мониторить…

— Та-ак… — Павел Алексеевич весь подобрался. — И что с ней, с этой картиной? Эти два миллиардера все еще торгуются за нее?

— Испанец пока что не уехал… Он остановился в «Балчуге»! Но я о другом. Наш эксперт еще раз взглянул на изображение «половинок»!.. Так вот: там появились изменения !

— Перешлите мне этот файл!

— Уже сделано!..

Павел Алексеевич коротко объяснил Хранителю, о чем идет речь. Они проследовали через вестибюль с музейными вешалкой, стульями и картами в служебный кабинет. Михаил Андреевич на правах хозяина сам взял пульт. Когда он нажал нужную кнопку, одна из штор, цветом и фактурой не отличающаяся от панелей, а потому — незаметная, ушла в сторону, открыв современный плазменный экран. Одновременно другие шторы закрыли окна — чтобы свет снаружи не мешал смотреть картинку.

Еще минута ушла на то, чтобы найти нужный разъем и вывести изображение на экран.

Авакумов уселся на стул — лицом к экрану. Взял со стола очешник, надел другие очки.

Павел Алексеевич изумленно замер.

Он вглядывался в составленное из двух половинок одного разрезанного некогда — предположительно, Сальвадором Дали, в коллекции которого оказалась одна из «половинок — полотно. Вернее, это было не само полотно, а увеличенные в два раза против оригинала фотоснимки фрагментов полотна…

Он был удивлен, он был потрясен увиденным.

А еще он обрадовался тому, что сейчас видел; обрадовался так, словно получил весточку от близкого ему человека, о судьбе которого он недавно еще ничего не знал.

На фотоизображении высокого качества видна во всех деталях составленная из двух плотно прилегающих фрагментов картина, или же полотно, на котором масляными красками изображена античная сценка.

В левой части полотна, у самого края, заметна, благодаря упавшему на нее отблеску, недвижимая женская фигура у входа в погребальную пещеру — скорбная плакальщица с укутанной в складчатые ткани опущенной головой.

У самого края пещеры, — он виден со спины — художником запечатлен молодой человек в короткой тунике; с плеча у него свисает кожаная сумка на ремне. В правой руке у него горящий факел…

В центральной части видна женская фигура (тоже со спины). Копна волос закрывает чуть повернутое в сторону — в сторону юноши — лицо этой молодой женщины. На ней одна лишь стола — длинная, широкая туника, дважды перехваченная поясом — под грудью и ниже талии.

Справа от этой женщины, которая вся порыв, вся движение и целеустремленность… нет, не могучий римский воин, не центурион, как это было изображено прежде. Но огромная черная пума с оскаленной пастью и горящим изумрудным светом крупным камнем на шее!..