СССР 2061 - СССР-2061. Сборник рассказов. Том 1

— Да, мы будем ржать тихо, — подвысунула язык самобелка.

Поскольку у Валентины натурально закрывались глаза, она действительно устроилась на диване, отгороженном от комнаты шкафами. Из-за шкафов тихо слышался шёпот "возить самим! впух! напух!…".

— Мда, не думала что такое тут увижу, — не удержалась сказать Валентина, глядя в потолок.

Потолок был освещён всё теми же лампами-дневнухами и почему-то ровно покрыт зелёным, похожим на мох. — Поспи! — отозвался Кембрик, — Увидела она… Я тебе завтра ещё и не такое покажу.

Украшенный банкетный зал погрузился в лёгкий полумрак — это погасили свет над столами. Зато софиты ярко осветили сцену, привлекая внимание к выступающему. Это было излишним — даже если бы этот человек заговорил, не вставая из-за стола, все затихли бы и ловили каждое его слово.

Мужчина явно волновался, пряча нервозность под лёгкой улыбкой. Зал почувствовал это и поддержал выступающего аплодисментами. Едва они стихли, мужчина начал свою речь. Он говорил с лёгким акцентом, к которому окружающие уже привыкли и который они почти не замечали.

— Теперь это только обрывки памяти, — произнёс он с ухмылкой, — шелуха мыслей, лёгкая дымка ощущений и эмоций. Но тогда всё это воспринималось так ярко и почти болезненно реально — чувства были обострены до предела. Помню, я ощущал себя загнанным зверем — опасность, казалось, ждёт меня повсюду. Ладони постоянно потели, я еле-еле вспоминал слова и нелепо укладывал их в предложения, даже и не думая о законах грамматики. Меня преследовала жуткая мысль: "Это наверняка капкан! И я сам в него залез!"

Зал рассмеялся.

— Да, сегодня, по прошествии стольких лет всё это кажется смешным, но, чёрт возьми, это было самое страшное время в моей жизни. Время, когда я приехал в СССР.

Снова смех в зале и одобрительные аплодисменты. Улыбаясь, мужчина привычным движением поправил очки. Операция по коррекции зрения заняла бы не дольше пары минут, к тому же была абсолютно безопасна, но, как говорится "привычка — вторая натура", а он уже привык к очкам.

— У каждого человека есть мечта, — продолжил мужчина, — кто-то воплощает свою мечту в жизнь, кто-то — нет. Для кого-то она тяжёлый груз, для кого-то — ветер в парусах. В чьих-то мечтах есть место только "я". В другие мечты могут вместиться и "мы". Но в конкурсе на лучшую мечту обязательно победила бы та, в центре которой "они". Я, кстати достоин только второго места, в своей мечте я не забывал о себе.

Шутка вызвала очередную поддержку зала, и мужчина почувствовал, что окончательно успокоился. Он знал большинство из этих людей не дольше года, но ему вдруг захотелось быть перед ними предельно честными, рассказать им всю правду.

— Мне легко далась учёба в Оксфордском Университете. Возможно, потому что мой отец там преподавал, — из-за смеха мужчине вновь пришлось выдержать паузу, — а может быть потому что там преподавал мой дед.

На этот раз пауза была значительно дольше, а овации — громче.

— Но насколько легко мне давалась учёба, настолько тяжело мне давалась жизнь. Знаете, историк — это обязательно человек из прошлого. Историк не может быть современным, иначе он — плохой историк. Я старомодный человек, я до сих пор пользуюсь обычным телефоном, — в доказательство этого мужчина достал плоское устройство, состоящее из одного лишь экрана, — до сих пор не могу привыкнуть к галофонам и к их трёхмерным изображениям собеседников. Такой человек как я должен был умереть там, где родился, и может быть так оно и случилось бы. Возможно, я сейчас не разговаривал бы с вами, а преподавал бы историю в том же Оксфорде. Я бы прожил неплохую тихую спокойную жизнь. Но этому не суждено было сбыться и это так только лишь потому, что у меня была мечта.

Автоматические столы давно поменяли пустые фужеры, спрятав их где-то в своих недрах. Оттуда же, из глубин механических внутренностей, перед сидящими появлялись новые напитки, а салаты за некоторыми столами давно сменились на горячее.

Эти столы недовольно щёлкнули — сенсоры не уловили движения рук к тарелкам, а потому спрятали блюда обратно, пока они не остыли. Сидящим в зале было не до еды — единственное, что их сейчас интересовало — это человек на сцене.

— Для Европы этот проект оказался слишком масштабным. Он требовал серьёзных вложений, больших территорий, а территория — это то, чего в Европе всегда не хватало. Мне предлагали уменьшить амбиции, пойти на компромисс, но разве можно поделить мечту пополам и быть довольным тем, что от неё осталось? В Америке ситуация в корне поменялась. Всего около недели поисков нужного человека окончились, как я тогда думал, успехом. Проект был принят и тщательно изучен. Ещё через неделю инвесторов было так много, что даже если половина из них в итоге отказалась бы, денег всё равно оставалось достаточно. Мне казалось, что я самый счастливый человек на свете. Это ощущение сохранялось во мне в течение нескольких месяцев, пока я не начал замечать определенных нововведений и корректировок, вносимых в проект. Первым ударом стали сувенирные лавки по всему парку. Я пытался возражать, что в бронзовом веке не было, и не могло быть никаких сувенирных лавок, и тогда я впервые услышал это слово — "рентабельность". В моей мечте не было рентабельности. Моя мечта должна была служить совершенно иным целям, отличным от получения прямой денежной прибыли. Русские горки, прошу прощения, — поправил себя мужчина, — вы называете их "американскими". Американские горки над викторианским Лондоном.

В зале послышались и смешки, и недовольное ворчание. Присутствующие были возмущены подобными предложениями.

— Уже через месяц повсюду в моём проекте красовались нововведения, единственной целью которых было получение прибыли — аттракционы тут и там, кинотеатры, торговые залы. Мой Парк Истории Цивилизации постепенно превращался в парк развлечений, и я совершенно ничего не мог с этим поделать. Там где школьники должны были бродить, поражаясь величию римским архитекторов, пытаясь понять быт античного человека, сегодня они должны были покупать мороженное и участвовать в видео-играх о гладиаторах. Я уехал, так и не дождавшись окончания строительства, и позже во всех интервью я отрицал свою причастность к этому проекту. Вполне успешному, кстати говоря.

Мужчина глубоко вздохнул:

— Я не хочу сказать, что это плохо. Да, люди потратившие деньги на этот парк должны были что-то получить взамен. Но я предлагал им вовсе не деньги, а нечто гораздо большее. Я предлагал им превратить это место в центр и одновременно музей мировой культуры. Место, где обязан был бы побывать всякий образованный человек, место, где мы бы лучше понимали нашу историю. То, что сделали они — это не плохо, это иначе. Совсем по-другому. И совсем не то, что предлагал я.