Екатерина Лесина - Адаптация

Складно поет. Ее послушать, так андроиды - белые пушистые кролики в лабораторных застенках томящиеся. И не кончать их надо, а спасать.

Находились придурки.

Мальчики светозарные с мечами словесей.

- Сядь куда-нибудь, - попросила Ева. - И руку положи на стол. Постарайся не дергаться. Поверхность плотная, а станок у меня портативный. С ним быстро не выйдет.

Ева продемонстрировала прибор: рукоять синего пластика, горб мотора и круг лезвия на плавающих ножках. И перчатки надела. Не для того ли, чтобы не оставить следов?

Паранойя развивалась стремительно, и Глеб, сглотнув тугой ком слюны, сел. И даже не дернулся, когда Ева прижала руку к столу. Взвыла пила, но когда лезвие коснулось повязки, звук стал глуше.

- И если уж продолжать тему, то андроиды - просто собаки. Некоторые послушны хозяину. Некоторые - непослушны. Эти срываются с поводка и убегают. В нормальных условиях их бы просто ликвидировали.

- Как собак.

Пила медленно двигалась от запястья к локтевому сгибу.

- Да. Как собак. Поэтому нет смысла испытывать ненависть к животному. Оно не виновато, что оно - животное.

- Даже разумное?

- Даже разумное, - спокойно ответила Ева. - Животные могут быть полезны или вредны. А бессмертные - только вредны.

Теперь-то взгляд у нее лютый, волчий. И улыбка больше оскал напоминает.

- А тебе, значит, девочка не по вкусу пришлась, - Глеб уставился на руку. На линии спила оседала серая пыльца, лишенная запаха и наверняка вкуса.

Ева хмыкнула:

- Это ты воспринимаешь ее как девочку. Как ребенка, если точнее. Реагируешь на заложенную в генах программу, - дойдя до края, Ева высвободила лезвие, передвинула фиксатор, увеличивая глубину проникновения, и вновь начала движение по единожды прочерченному пути. - Пропорции тела. Ярко выраженные инфантильные черты лица. Высокий лоб. Большие глаза. Пухлые губы. Отбор на инфантильность, который ложится на минное поле инстинктов.

- Ты ей не веришь.

- Конечно. Бессмертное дитя торчит в бункере в компании андроида с лабораторной меткой? - Ева коснулась виска. - Сиротинушка несчастная. Ни мамы, ни папы. Никого. И при этом относительная нормальность. Нет уж, не верю. Она опасна. Все они опасны!

Хрустнуло. И серая повязка, сковывавшая движения, разломилась пополам. А пила замерла, пошевелив волосы на коже.

- Извини, - Ева улыбнулась и с явной неохотой убрала инструмент. - Меня они бесят.

- Приходилось сталкиваться?

- Да уж... приходилось. А тебе?

Глеб кивнул и медленно согнул руку. Разогнул. Повернул. Пальцы сжали рукоять несуществующей сабли, описав клинком полукруг. Поворот. Удар. Переход. И выпад, поражающий соперника-тень. На этот раз Глеб знал тень в лицо.

А плечо неприятно заныло, пальцы дернуло, точно током, но почти сразу отпустило. Ева, наблюдавшая за манипуляциями, сказала:

- Ты бы аккуратнее. И я еще не закончила. Если ты, конечно, не против.

- Спасибо.

Благодарность получилась вымученной, но Ева приняла, ответив:

- Не за что. А от девчонки держись подальше. Тронешь ее, попадешь под удар. Или если попробуешь тронуть. Или если десятый решит, что в твоей голове появилась подобная мысль. Они все параноики. А уж после многолетней консервации в обществе мелкого монстра...

- Десятый?

- Последний номер в серии. Кожу не обдирай! Ее смывать надо, а не... ну дай сюда. И господи, ну что вы за люди! Зашивал тоже сам? Да я говорила, что про аппараты думаю. Просто чудо, что сепсис не начался. В нынешних-то условиях...

Ева бормотала, как тетка, выговаривавшая за оценки или ночную прогулку. Ева ватным шариком сдвигала пласты отмершей кожи, и покрывала новую, розовую, пленкой регенеранта. Евины пальцы порхали, а прикосновения были почти не ощутимы, и Глеб подумал, что убивать ее будет неприятно.

И что шея у нее смуглая, цвета чая.

Ева наклонилась, оказавшись вдруг слишком близко. Глеб вдохнул ее запах: резкий, одуряющий. Он видел этот запах, цветным пятном обволакивавший кожу. Он сочился из пор Евиной кожи, поднимаясь по стержням волос, оседая на Глебе.

И не выдержав, Глеб лизнул Евину шею.

Горькая.

- Спокойно, мальчик, - сказала Ева, не пытаясь высвободиться. - Сейчас все будет.

А глаза у нее все-таки волчьи.

Андростероловая ловушка сработала. Самка вида, соответствовавшего виду носителя, получила дозу безусловного аттрактанта и включилась в брачный танец. Ее согласие проявилось вместе с потом, и носитель уловил его раньше, чем сформулировал мысль и желание. Гайто затаился. Дальнейшее его вмешательство могло лишь повредить отточенному тысячелетиями эволюции механизму взаимного притяжения.

Щелкал фениэтиламиновый хлыст, разгоняя нейроны. Зоны тревоги глохли, получая дофаминовые конфеты, и кровь закипала, принимая адреналин, порцию за порцией.

Ускорялся ритм сердца. Работали легкие. Работали мышцы. Нейронные пути перекачивали потоки сигналов от кожных рецепторов. И гайто едва успевал засекать точки раздражения.

Затылочная часть головы. Шея. Грудь. Редуцированные молочные железы. Нижняя зона живота. Бедра. Половой член. Проникновение в самку. Движение. Нарастающий поток импульсов, в котором видится эхо Зова. И вспышка, чем-то похожая на пережитую смерть.

Но носитель жив. И самка, принявшая его ДНК, модифицированное носителем, тоже жива. Следовательно, процесс передачи состоялся.

Гайто, растрачивая остатки запасов энергии, принялся перенастраивать процессы, очищая организм носителя от избытка гормонов.

Ритуал их размножения поражал своей неэргономичностью. Оставалось надеяться, что самка отложит достаточное количество яиц, компенсируя тем самым затраты на спаривание.

- Ты меня укусил, - сказала Ева, натягивая комбинезон. На шее и вправду виднелся красный отпечаток зубов. И Глеб хотел извиниться, но вместо слов из глотки вырвалось урчание. А Ева отмахнулась, забрала чемодан свой зеленый с люминисцирующими замками и вышла. Дверь еще аккуратненько прикрыла, словно желая продемонстрировать собственную обиду.

Ну и сама дура. Он же не специально. Просто бабы не было давно, вот и сорвало крышу. До того сорвало, что не помнит, чего было. Голова чиста, как тетушкина простынь после кипячения с хозяйственным мылом. И снова жрать охота.

Глеб вытряхнул содержимое рюкзака на пол. Пара банок с консервированным псевдомясом, пара - с бобами, и порошковые каши на синтетических витаминах.

Хрень какая-то творится.

А Ева - ничего. Только зря она думает, что этот перепихон повлияет на Глеба.

- Каждая женщина достойна секса, - сказал Глеб, переворачиваясь на спину. Банку с тушенкой поставил на грудь, доставал пальцами жирные куски и тщательно разжевывал, пытаясь уловить вкус. - Но не каждая - дважды.