Андрей Валентинов - Ангел Спартака

Решай Крикс — и решай немедленно!

Друзья знакомца нашего из Апулии обещали доставить это письмо вовремя. Молю богов, чтоб это было так».

Ветер в лицо, солнце над головой, зеленый лес вокруг-резкий запах горячей хвои, резкий запах лошадиного пота. Пыль исчезла, под лошадиными копытами — истоптанный желтый песок. Кони недовольны, мотают головами, то и дело слышится обиженное ржание.

Извините, лошадки! Нет здесь дорог. Ничего, подъем скоро кончится, и седловина кончится, дальше спуск, он пологий, идти будет легче!

Аякс едет рядом, то и дело посматривая на меня — неумеху. Что поделаешь, ездить верхом до сих пор толком не выучилась. По Аппиевой дороге еще так-сяк, а по горной тропе совсем плохо. Вот и волнуется одноглазый, свою «госпожу Папию» ловить готовится. Один раз уже поймал — прямо между седлом и лошадиным брюхом.

Хорошо римлянам! Для них война — это дороги. А для нас пока что — Апеннины. Хоть и невысоки горы, хоть и много троп, и больших, и малых, а все равно — никакого удовольствия. Разве что ветер, резкий, сильный, разгоняющий надоевшую жару, пахнущий далеким морем. Сильнее, ветер, сильнее! Неси нас вперед, не давай останавливаться, гони прочь тучи с горизонта!

Я в походе со Спартаком. Бывает же счастье в жизни! Пусть ненадолго, до вечера, но седловину мы одолеем вместе, и гору, и то, что за горой. Скоро крысе возвращаться в свою нору, в сырые закоулки Рима, города проклятой Волчицы, но пока я не крыса. Я — Свобода! Пусть этого не видит никто, никто не знает, но я — Свобода! Маленькая, в опыленном плаще, в огромной серой шляпе с полями...

— Как ты, ничего, госпожа Папия?

— Ничего как, мой Аякс.

Вождь впереди, недалеко совсем. Тропа ползет на подъем, и я его хорошо вижу. Спартак на черном коне. Красный преторский плащ, горящий сталью шлем поверх светлых волос. В такую жару в шлеме очень жарко, но он — вождь, ему положено быть в шлеме, положено ехать впереди всех. Чуть сзади от него двое трибунов, их я совсем не знаю, дальше — бенефициарии-порученцы, молодые ребята, оски и самниты, на смешных лохматых коньках. Но смеяться нечего, по горам только на таких и ездить. Колеснице здесь не пройти.

А сзади нас — войско, растянулось сверкающей лентой по всей седловине. Хоть и широка тропа, но двоим конным уже тесно. Впереди конница, а пехота еще дальний гребень не перевалила.

В общем, для кого (для меня!) праздник, а для кого - просто обычный день. Очередной день похода, еще один день на войне.

— Папия! Аякс! К Спартаку!

Задумалась, называется. Парнишка-бенефициарий, совсем еще юный, темный пушок на месте будущих усов шлем слегка великоват...

К Спартаку?!

— Мой Спартак! Гладиатор-«самнит» третьего палуса Аякс по твоему приказу!..

Мой Спартак! Папия Муцила по твоему приказу!..

Вождь уже не на тропе. Небольшая поляна прямо на гребне горы, чуть дальше — редкий лес. Рядом со Спартаком кто-то из трибунов, трое бенефициариев — и еще один на взмокшем усталом коне. Только что добрался, не иначе догонял. По таким-то тропам!

С ним-то Спартак и речи вел. Нас услыхал, обернулся:

— Папия! Одолжи мне своего Аякса. Есть для него задание.

Переглянулись мы с одноглазым. Хмыкнул Аякс, приосанился. То-то, мол, госпожа Папия!

— Одолжу, мой Спартак. Если есть задание.

Аякс и вовсе — заулыбался, подбородок небритый потер. Ну вот!

А я?! — не выдержала. — Я с ним вместе!

Нехорошо, конечно, приказы обсуждать. Но не рассердился вождь, видать, не до споров ему.

— Как хочешь, но чтобы до вечера вернуться. И Аякса бы не посылал, так некого. Мальчишке не поручишь. Клеохар, объясни и проводи. Все, поехали!

Кивнул бенефициарию на коне усталом, трибуну кивнул, похлопал своего вороного по шее.

— Вот оно, значит, как. Мальчишке, значит, не поручишь!

Это уже одноглазый — тоже не сдержался.

— Городок — там, за перевалом. Маленький, без стен, без ворот, без... Ничего там нет, даже припаса не возьмешь. Наша застава утром завернула...

Рассказывать Клеохару-бенефициарию пришлось прямо на ходу, с трудом слова выдыхая. Ничего не поделаешь, спешить надо. Коня парень сменить успел, а вот отдохнуть, ясное дело, не отдохнул. Всю ночь в седле да еще по горам — не шутка.

— Римлян там нет. То есть войск нет — и властей нет, убежали. А живут как раз римляне, самнитов мало, главным образом отставники сулланские.

Хмыкнул Аякс, грудь почесал, заулыбался:

— Резать будем? Или на крест лучше?

Покачал головой бенефициарий, тоже улыбнулся, только иначе совсем.

— Они помочь просят. Вот нам и приказано: приехать, разобраться — и помочь.

— Что-о-о?!

Это мы с Аяксом. Хором. Резать — понятно, на крест — еще понятнее, а чтобы помогать. Да еще кому?

Поглядели мы на Клеохара-бенефициария, не шутит ли, мол? Поняли — не шутит. Потом и друг на друга посмотрели.

Приказ есть приказ!

Не от безделья я с Аяксом поехала, не от скуки. Хоть и светило солнце ярко, хоть и шли мы походом, только ныло сердце, не отпускало. Не понимала вначале я, в чем беда? Сбылась мечта, увидела ты свою войну, Папия Муцила, — настоящую! Чтобы доспехи сверкали, играли букцины, конница живой лентой по дороге тянулась. Словно в песне, словно в сказке детской.

Потом поняла. Нет, не потом, почти сразу.

Не в сказке мы — на войне. Написала я Криксу, Первому Консулу, и Спартак письмо послал, даже не одно. Не в первый бой идет Носящий Браслет, не зря его вождем выбрали. Значит, поймет, должен понять!

И все-таки ныло сердце. Как будто ошиблась где — или Спартак ошибся. Или мы оба. А может, и хуже что?

«Гарган» и «Смерть» — сейчас одно и то же». Зачем такое вслух?

— Там вроде, Аякс?

— Вроде там, госпожа Папия.

Где же этому «там» еще быть? Перевал позади, впереди три горы, перед ними — ущелье. По ущелью река течет, остров обегает. А на острове — крыши желтые черепичные. С сотню, пожалуй, или даже больше. Значит, не ошиблись.

Через перевал мы уже вдвоем ехали. Показал нам дорогу Клеохар-бенефициарий, удачи пожелал и обратно поехал. И мы поехали. Он — на войну, мы с Аяксом — римлянам на помощь.

— Может, Папия, вовсе не в римлянах дело? Какого Харона им в самом деле подмогу давать? Раз уж город нам поручили, значит, первым делом рабов освободим, сулландев-живорезов под замок посадим, какое серебришко найдем, сразу же себе, то есть в пользу народа Италии!

Волнуется одноглазый, спешит, даже в седле привстает, на крыши черепичные смотрит. А я уже успокоиться успела. Так Спартак и поступает — отправляет в села и города, что на пути попадаются, своих легатов, то за хлебом, то и вправду рабов освободить. Двое нас всего, но и город, что перед нами, — не Рим. Ворота, поди, ногой вышибаются. Так что поможем, не подкачаем.