Владимир Поселягин - Я истребитель! Я истребляю!

- Здравствуйте, Семен Алексеевич, - громко сказал я. То, что он плохо слышал, знал прекрасно, Семеныч как-то обмолвился об этом, мол, последствия контузии в германскую войну.

- Здравствуйте, товарищ Суворов, - ответил он, пожимая мне руку. Мы стояли и рассматривали друг друга.

- Не нужно официоза, называете меня Севой, ваш сын Виктор Семенович, именно так меня и называл...

'Но редко, я для него всегда был 'командир'. Только пару раз он окликнул меня как все... только пару раз!'

- Хорошо... Сева. Проходи в дом... Ох, радость то какая, однополчанин в гости приехал. Машину во двор загоняй, я Нюшу в конюшню сейчас отведу.

Подтянув спадающие штаны, с потертостями на коленях он бросив бадью шустро засеменил валенками во двор, к стоявшей у яслей с соломой лошади.

Посмотрев на бадью, я подхватил веревку и оттащил ее в сторону, нужно было освободить место для проезда.

Как и говорил Семен Алексеевич, машина неплохо уместилась во дворе, расчищенного места хватало вполне.

Пока загоняли машину, и доставали из кабины и багажника вещи, разговорились. Кроме него дома никого не было.

Ирина Марковна, мать Семеныча ушла в магазин. Жена, на почту, ну а дети ушли на снежную горку. Война войной, но дети оставались детьми. Было бы очень плохо если бы это изменилось. Анна, старшая дочь ушла с ними для пригляда. Дети маленькие. Нина восьми лет, да Олег пяти, так что без взрослого никак.

В хате мне понравилось. Беленые известкой стены, чистые выскобленные полы. Большая печка на входе, на которой судя по овечьей шкуре спал Семен Алексеевич. Я заметил, когда он снимал тулуп овечья ворсинки у него на спине. На кухне, куда мы попали, стоял большой стол, на стенах полки с тарелками, чугунками, большой комод старинного вида с вензелями. Готов побиться на заклад из какого-то разграбленного поместья. Небольшое оконце с занавеской из красной материи тоже привлекла взгляд.

Из кухни двустворчатая дверь вела в большую залу с круглой печкой для подтопки. Две комнатушки, разделенные от зала тонкой дощатой стеной. Печка стояла так, что грела не только залу, но обе спальни, так как ее круглые бока выходили во все помещения. Пока я осматривался дед, шустро закидал дровишек в каждую печку.

Еще раз осмотревшись я сделал вывод, что тут живут довольно простые люди, колхозники, работящие люди. Нужды не было, но и достатка тоже особо не видать хотя дом добротный. Война меньше года идет не успели обноситься или распродать вещи. Посмотрев на гору подарков сваленных в углу. Поинтересовался:

- Как у вас тут вообще? Не голодно?

Старичок хмыкнул. Деревня, хотя продовольствие сдают как положено, выжить можно. Нормативы с трудом, но выполняют. Спасали старенькая лошадь и молодая дойная корова, у которой недавно появился теленок. Спасало еще то, что Семен Алексеевич заранее позаботился о возможных проблемах с едой, так что запасы были немаленькие. Одних сушенных грибов, что запасли на зиму, поели на двадцать процентов, да столько же отдали продовикам. Первую зиму они переживут на старых запасах, но что будет дальше?

- Тяжко конечно, с мылом плохо да соль сейчас не везут, но живем, вы главное поскорее войну эту закончите, - воздохнул Семен Алексеевич.

- Это не скоро будет. Года два-три потерпеть придется, - в ответ вздохнул я.

- У соседей вчера на сына похоронка пришла... - печально сказал старик.

- Бывает.

- Не пропал без вести, очень тяжело ждать. У нас приходила, только девять дней назад уже похоронка пришла. Марфа, наша почтальонша принесла.

Мы немного поговорили, о Семеныче. Я в подробностях рассказал про нашу встречу, как он помогал разведчикам составлять карту нахождения тяжелый мортирных орудия немцев. Как погиб не рассказал, соврал, что во время перестрелки шальная пуля попала прямо в сердце. Смерть была мгновенной.

- Не мучился значит?

- Нет... не мучился.

- Пьешь?

- Бывает, но редко. Сейчас, буду.

С кряхтением, ссутулившись Семен Алексеевич сходил за занавеску закрывавшую часть угла на кухне. Вернулся он с пятилитровой бутылью самогона. Внутри в чистой как слеза жидкости плавали какие-то листочки травки и зеленый перец.

'Хм, не думал что он тут есть, а ты гляди, уже самогон с ним делают' - покачал я головой разглядывая бутыль. Звякнув стаканами, Семен Алексеевич стал разливать.

Почти в это же время в сенях послышалось движение, и отворив дверь оббитую брезентом с каким-то утеплителем на кухню вошла пожилая женщина за шестьдесят с сумкой в руках.

- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась она с обернувшимся мною.

- Опять?! Чуешь ты ее что ли? - сердито поставив стакан, поинтересовался у женщины, которой явно была Ирина Марковна, Семен Алексеевич.

Почти одновременно с его слов во дворе послышались удивленные детские голоса, звонко звучавшие через оконное стекло, шум в сенях, звон упавшего ведра и в хату врываются два чертенка густо облепленных снегом.

- Молодцы, как раз к чаю поспели, - послышался жизнерадостный голос старичка, и хлюпающие звуки. Обернувшись, я изумленно вытаращился на Семена Алексеевича.

Вместо бутыли самогона на столе стоял самовар, рядом несколько стаканов, тарелка домашнего печенья и банка с вареньем. Каким именно не понятно, то ли из черной смородины, то ли из вишни. Сам дед благообразно сидел за столом, и со знакомым хлюпаньем пил чай из блюдечка, забавно шевеля густыми седыми бровями.

- Здрасте, - заулыбались мне детишки.

Раздеться я успел, поэтому сидел при полном параде наград. Специально надел все чем наградили, так что награды были видны полностью.

- Привет, - ответил им.

- Анька где? - поинтересовался дед, с опаской наблюдая за женой, пока та сперва отряхнув детишек от снега, раздевала, подскочив, я помог снять ей тяжелое пальто, и повесил его на вешалку.

- Спасибо.

- Аня, с Федором во дворе. Там мама идет, ее ждут, - просветила нас маленькая Нина.

- Ясненько. Опять ухажер прибежал, - скорее без одобрения, чем с ним пробормотал Семен Алексеевич.

Через десять минут все собрались за достаточно богато накрытым для военного времени столом. Я тоже не остался в стороне и выложил все привезенные подарки, включая сладости. К моему удивлению на них накинулись не только дети, но и Семен Алексеевич, он оказался еще тот сластена. Хватало всем, благо привез я много. Одних американских леденцов два килограммовых пакета.

Наворачивая щи, я с интересом разглядывал семью, обнаружив, что меня тоже рассматривают. Если дети делали это с детской непосредственностью, Олег вообще залез мне на колени и перебирал награды, то остальные смотрели украдкой.

Жена Семеныча, статная сорокалетняя женщина, в черном вдовьем платке, сидела напротив меня, и аккуратно кушала пшенную кашу, что поставила на стол Ирина Марковна. Справа от нее сидели младшие дети налегая на печенье с чаем. Старшая дочка, очень похожая на мать девушка, семнадцати лет отроду сидела вместе с ухажером слева. Причем на меня она не смотрела, молча уставилась на тарелку не поднимая глаз. Парень мне понравился, моих лет сержант госбезопасности в новеньком еще не объятом обмундировании.