Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса

«В нем столько страдания, но не столько страдания в данный момент. На его лице как бы сфотографировались и застыли все перенесенные им страдания за последнее время». От вида Ильича застывала кровь в жилах у самого мужественного субъекта.

Ленин знал и ценил кавказца, как «человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности». Однако и у Сталина был свой предел прочности. Догадываясь об истинном состоянии Ильича, он не рисковал, вследствие этого, показываться ему на глаза…

Смерть Владимира Ульянова (Ленина) произошла 21 января 1924 года, за несколько дней до открытия II Всесоюзного съезда Советов. Ильич прожил неполные 54 года — последние шесть с небольшим из которых он считается правителем России.

В ее историю и всего остального мира Ленин вошел, как один из самых безжалостных разрушителей всех атрибутов российского самодержавного режима и яростных ниспровергателей буржуазно-демократического образа жизни. В его бытность на россиян обрушились неслыханных масштабов страдания и бедствия: голод и холод, болезни и смерти. Тем не менее, до сего времени можно найти немало неистовых поклонников «самого человечного» из людей.

Преподобный Ильич являлся в высшей степени специфическим доктринером и своеобразным демагогом. В его мышлении всегда присутствовали элементы иррационально абстрактные. Одним из незыблемых ленинских постулатов было категорическое отрицание полезности крупного частного капитала для широких народных масс. Он был также твердо убежден, что все зло в этом «лучшем из миров» творится из-за безжалостного угнетения чиновниками и богачами трудового люда, как будто бы абсолютно лишенного возможности присоединиться к этим сливкам общества.

Вне всякого сомнения, Ленин был деспотом, тираном и диктатором, но весьма необычным. Он облачался в тогу ученого, от владычества которого предостерегал столп анархизма Михаил Бакунин.

«Дайте ему управление, — заявлял Бакунин, — и он сделается самым несносным тираном, потому что ученая гордость отвратительна, оскорбительна и притеснительнее всякой другой. Быть рабами педантов — что за судьба для человечества. Дайте им полную свободу, они станут делать над человеческим обществом те же опыты, какие, ради пользы науки, делают теперь над кроликами, кошками и собаками» ( выделено мной — М.А. ).

Как отметил многозначительно итальянский философ и писатель Умберто Эко, надо весьма опасаться подобного рода пророков и деятелей, расположенных «отдать жизнь за истину» или за какую-то пусть внешне самую заманчивую идею. «Обычно они вместе со своей отдают жизни многих других. Иногда — еще до того, как отдать свою. А иногда — вместо того чтоб отдать свою», — заключил мысль именитый ученый.

Ленин был в первую очередь теоретик, то есть мыслил весьма часто отвлеченными категориями, в отрыве от реальной действительности. Так, получив в 1917 году в Швейцарии весть о падении царизма, он вбил себе в голову, что у народа буржуины якобы украли победу, лишив власти. В то время как нормальным людям в сущности все равно кто взялся за бразды правления, лишь бы им жилось максимально комфортно.

Заполняя после Октябрьского переворота биографическую анкету, Ильич в графе «профессия» лаконично сообщил — литератор. До 1917 года он более всего действительно занимался публичными теоретическими изысканиями. В сущности, Ленин своими литературными опусами в тот период времени занимался интеллектуальным терроризмом. Всех тех же, кто попадал в сферу его непосредственного общения, вождь пытался методом убеждения подчинить свой воле. То есть предпринимал агрессивную мозговую атаку или производил своеобразное зомбирование личности. Только очень волевой и многоискушенный человек мог устоять перед знаменитым ленинским обаянием и не поддаться, тем самым, его пагубному влиянию.

Ленин был субъектом без общепринятых человеческих моральных принципов и обладал к тому же огромным даром внушения на ум, восприимчивый к его аргументам. Естественно, он буквально пленял своего визави кажущейся простотой общения и силой аргументов.

Несомненно, в юношестве на Ленина очень сильно повлияла казнь старшего брата Александра. То есть в борьбе против ненавистного ему российского самодержавия присутствовали личные мотивы. Печальная участь брата послужила будущему вождю пролетариата также предостережением. Акты экстремизма были небезопасны для жизней самих организаторов и исполнителей террора. Поэтому Ленин отказался от них как от якобы малоэффективных способов революционной борьбы.

Весьма характерен простодушный рассказ Крупской об оценке, данной Лениным отдельным произведениям американского писателя Джека Лондона. Она читала как-то больному вождю некоторые рассказы Лондона. Ленину весьма понравилась новелла последнего

— «Любовь к жизни», повествующая о яростной борьбе человека за выживание в экстремальной ситуации. В этом «триллере» двуногое существо одерживает вверх в драматичной схватке над четвероногим хищником — волком. Но другой рассказ Ильичу не понравился, как якобы насквозь пропитанный капиталистической моралью. Он засмеялся и махнул рукой в знак неодобрения.

Честь, порядочность и верность своим обязательствам — эти понятия были для него буржуазными, то есть неприемлемыми.

П.Д. Мальков, некоторый период времени возглавлявший комендатуру Смольного и Кремля, отмечал в своих мемуарах, что Ленин лишь казался простым и добреньким. Фактически «Ильич умел, когда надо, быть властным и суровым. Он мог, как мало кто другой, одернуть и поставить на место любого».

«Из всех людей, которых я знал, — прибавлял Мальков, — вряд ли кто другой мог так спокойно, не повышая голоса, одной-двумя фразами, скупым жестом осадить кого угодно, подчинить своей стальной, несокрушимой воле».

Считается, что Ленин являлся чуть ли не записным демократом, так как он предпочитал решать практически все вопросы коллегиально, причем с непременным письменным оформлением. На самом деле, будучи дипломированным юристом, вождь пролетариата всегда, на всякий случай, желал иметь под рукой документ для подстраховки. Помимо этого здесь проявлялся бюрократизм и излишняя склонность к бумаготворчеству Ильича.

Все ссылки на демократизм и коллективизм принятия решений при Ленине и тому подобное, более чем несостоятельны. В его бытность велась всего лишь извращенная игра в плюрализм мнений. При тотальном господстве одной правящей партии с марксистской идеологией не может идти и речи о демократическом централизме. Под этим словоблудием или казуистической фразеологией маскировался самый изощренный деспотизм. Правда, в своем стремлении постоянно опираться на мнение коллектива, к примеру, ЦК партии, Ленин был искренен, что и подкупало многих. Но, с другой стороны, оно же порождало огромное количество совершенно ненужных проблем и приводило к неоправданной волоките и проволочкам.