Александр Архиповец - Вальс Бостон

Я максимально напряг и сфокусировал зрение.

Шум мотора заинтересовал троих, собравшихся у борта быстро приближающейся к нам яхты: невысокого, лысоватого, крепко сбитого мужчину лет сорока (со стороны весьма походившего на Брюса Виллиса), одетого в кремовые легкие штаны и дырчатую тенниску; налысо бритого, покрытого с ног до головы разноцветными татуировками мускулистого громилу в красных плавках и смуглого худощавого матроса с греческим профилем в потертой цвета хаки робе и такого же цвета берете с веревочной лестницей в руках.

Командовал на борту, похоже, "крепкий орешек". Хотя первым подал голос татуированный громила:

– Мерли, где Стас? Что за ишака ты к нам приволокла?

Рыжая, пропустила вопрос мимо ушей.

– Цек, бросай лестницу! Чего рот разинул? Тебе что, помочь?

– Давай, – словно соглашаясь, кивнул "орешек", – принимай лодку.

Но его тихий спокойный голос ничего хорошего не сулил.

– Лэбедка с того борта. Обхади, – с акцентом, похожим на мой, проворчал грек после того как рыжая поднялась на борт.

Сквозь шум мотора я вновь услышал: "Мерли, где Стас?"

Интересно, что она сказала?

Честно говоря, подниматься на яхту чертовски не хотелось. Не сложно догадаться, какое гостеприимство поджидает здесь чужака. Но долго колебаться не пришлось – на меня уже смотрели две пары недружелюбных глаз – Цека и одетого в такую же робу и берет бородача с пистолетом в руке. На всякий случай он держал меня на прицеле, а нажать спусковой крючок было секундным делом.

Стоило подняться на борт, как портмоне и оружие "рокера" вновь сменили хозяина – перебрались к Цеку. Меня же, подталкивая дулом в спину, провели сначала по палубе, потом по лестнице вниз и заперли в кладовке. Единственное, что услышал краем уха, как бородач шепнул Цеку:

– Мерлин уже у Диогена. Дальше возьмут этого…

В доброте намерений "крепкого орешка", а в миру Диогена, сомневаться не приходилось. Да и засиживаться в малюсенькой каморке, отведенной для хранения провианта, я не собирался. Придется тряхнуть стариной и нарушить данное себе еще в бытность человеком слово… Когда-то, давным-давно, еще в Приднестровье… Да и было ли это? А может, обойдется все-таки без крови? До берега не так далеко – доплыву. Как ни старался тихо снять дверь с петель – не получилось. Пришлось подналечь плечом, и она, затрещав, открылась.

Я едва успел перехватить руку с пистолетом примчавшегося на шум "бородача", а другой схватил за горло. Мои рефлексы теперь на порядок выше человеческих, да и силушка… Сжимая пальцы, приподнял над полом. Глаза бородача вывалились из орбит, почерневшие губы прошептали: "Пощади!"

– Ну да! А потом ты же мне в спину. Из пистолетика с глушителем…

Захрустели шейные позвонки. Обмякшее тело затянул в кладовку, прикрыл дверь. Если особо не присматриваться, то вроде незаметно. Подобрал с пола пистолет с глушителем.

"Зато без крови! – подумал крадучись по лестнице, – святые отцы – те на костре… А я вот так… как умею".

С Цеком столкнулся уже на палубе. Тут без крови не обо-шлось: два похожих на хлопки выстрела в упор пробили сердце и разорвали грудь, отбросили почти на два метра в сторону.

Увидев, что лодку на борт так и не подняли, плыть своим ходом передумал. Уже засунул было ногу в веревочную лестницу, когда услышал доносящийся откуда-то из недр яхты сдавленный женский крик. Недовольно тряхнул головой, гоня прочь глупые мысли о милосердии. Уж кто-кто, а рыжая меня бы не пощадила. Ну какое мне, собственно говоря, дело до их разборок?

Стал спускаться по лестнице. Крик повторился вновь. На этот раз было в нем нечто звериное. Тоска, безысходность и смертный ужас затравленного, загнанного в западню зверя. В памяти всплыло ее бледное с прикушенной губой лицо: все-таки в баре не выстрелила да и на дороге не бросила.

Понял, что так просто уйти не смогу. Кляня на чем свет стоит дурацкую натуру, полез обратно.

На палубе, держа пистолет наготове, максимально обострив зрение и слух, по-пластунски подобрался к прозрачной рубке, заглянул – пусто. Все живые внизу.

Вернулся к люку, ведущему в недра яхты. Прислушался, есть! – Едва уловимый звук шагов. К нам – гости. Тем лучше! Меньше хлопот. Лишь бы не нашли тело бородатого.

Отойдя чуть в сторону, лег на палубу. Вытянув руку с пистолетом, взял на прицел люк.

Прошло некоторое время, прежде чем из него появилась лысоватая макушка "крепкого орешка". Плавно нажал на спусковой крючок. Пистолет с глушителем негромко "хрюкнул", выбрасывая очередную пулю. Тело Диогена рухнуло вниз, а душонка помчалась в давно забронированное для нее место в аду, к заждавшимся чертям.

Теперь придется лезть в люк самому. Обходного пути нет. Остается надеяться, что экипаж "машины боевой", не считая Стаса и Мерли, состоял только из четырех, трое из которых уже на том свете. Ну а четвертый, похоже, при деле – развлекается с девушкой. Благо, она опять подала голос.

Спускаясь по лестнице, переступил через тело Диогена, лежащее носом в луже крови. Крадучись по коридору, чувствовал себя зайцем, на которого только вчера открыли охоту.

Осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Стоны, доносившиеся из комнаты, получили логическое объяснение.

Мерли голая по пояс была привязана к стулу. Из разбитой губы на подбородок капельками стекала кровь, один глаз наполовину закрывала багровая опухоль.

"Дружок", украшенный разноцветными татуировками, словно ирокез, вышедший на тропу войны, "участливо" склонившись над пленницей, большим и указательным пальцами правой руки давил сосок девушки. На лице его цвела счастливая улыбка.

– Ну что, паскуда,… – "ласково ворковал" он, – вот и нет рядышком хваленого Стаса да и твой говнюк папочка… Помнишь ту ночьку? По глазам вижу, стерва, – помнишь! Я тогда поклялся…

– Бешенный, нет… не надо, – умоляюще шептала рыжая, – я сделаю все, что прикажешь…

– Помнишь, б…дь, я тогда тоже просил, унижался… Конечно сделаешь! Диоген обещал тебя отдать…

Его губы расплылись в жуткой, сладострастно-садистской ухмылке, он сомкнул пальцы на соске жертвы.

Вновь – жуткий крик, от которого мороз по коже. На месте соска – багровая опухоль, а на пальцах палача – кровь.

Опять обиженной свинкой "хрюкнул" пистолет. Экзекуция прекратилась: пуля вошла Бешенному точно в затылок.

Увидев меня, Мерли, тихонько подвывая и всхлипывая, выдохнула:

– Умник,… ты… это ты… развяжи.

Несмотря на ее жалкий вид, вспомнив момент в баре, я не удержался от маленькой мести. Приблизившись, сделал вид, что хочу нажать на спусковой крючок.

Мерли все поняла и покорно прикрыла глаза. Теперь мне действительно стало ее жаль.

– Всэ в п…порадкэ, мэм,… – пробормотал я, развязывая.