Александр Столбиков - Новый Мир

Да, безусловно, Гейдельберг действительно был самой выдающейся достопримечательностью немецкой морской авиации. В остальном корабли и их команды особого впечатления не произвели. Немецкий надводный ВМФ страдал теми же болезнями, что и советский, — финансирование по остаточному принципу и общее пренебрежение к «второстепенному» роду вооруженных сил, только был в еще более запущенном состоянии. Сказывались страшное поражение от объединенного англо-американского флота у Гельголанда в конце мировой и общая ошибка выбора доктрины десятилетиям позже. Когда в тридцатых стало очевидно, что война на море по-прежнему вполне актуальна, немцы поставили на подплав. В итоге у них был лучший и самый многочисленный в мире подводный флот. А вот в морской авиации — устаревшие самолеты, явная нехватка зенитных орудий, пилоты, отобранные из тех, от кого отказались в люфтваффе. Теперь упущения прошлых лет приходилось исправлять аврально и общими усилиями.

В этих условиях поведение руководителей наркомата авиационной промышленности казалось откровенным свинством. Может быть, даже вредительством. Кудрявцев с отвращением посмотрел на портфель с документами, где лежал акт о приемке, вызвавший столько шума и сулящий еще немало проблем.

На перроне его уже ждали. Он понял это сразу, когда увидел старшего лейтенанта на платформе, согбенную позу и бегающий взгляд, которым старлей шарил по окнам вагона. Похоже, планы на день придется менять. Жаль. Очень жаль. Тяжело вздохнув, Кудрявцев взял портфель, чемодан с вещами и пошел на выход.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — Голос лейтенанта звенел, срываясь от волнения. — Прошу проехать со мной. Вас вызывает нарком.

Кудрявцев остановился, как бы раздумывая.

— Нарком, говоришь? Меня вообще-то в наркомате ВМФ ждут.

— Товарищ Самойлов сказал, чтобы вы, как появитесь, сразу направлялись к нему.

— Ну, раз Самойлов так сказал… — Генерал хмыкнул. — Держи чемодан, веди, куда тебе сказано.

Вручив вещи младшему по званию, он отправился по направлению к выходу. Напрягать младших было не в его привычках, но сказались недосып, тяжелый день и скверное настроение.

В наркомате среднего судостроения, как обычно, царило оживление и непонятная непосвященному чересполосица военно-морских, сухопутных и военно-воздушных мундиров, пиджаков представителей промышленности. Иногда попадались и строгие малиновые околыши представителей госбезопасности. Хотя, если присмотреться, народу в последнее время было больше, чем обычно.

Несмотря на протесты сопровождающего, Кудрявцев послал его доложить о своем прибытии, а сам направился в свой кабинет. «Интересно, — неожиданно подумалось ему, — а скучают ли кабинеты без хозяев? Если да, то мой должен чувствовать себя брошенным на произвол судьбы сиротинушкой».

Да, в своем кабинете Кудрявцев мог не появляться целыми месяцами. «Ладно, хоть паутины нет», — подумал он, глядя на пылинки на книжных полках.

Оставив вещи, он открыл портфель, вынул нужные бумаги, переложив их в отдельную папку, после чего закрыл скрипнувшую дверь на два оборота и направился к архиву. По дороге снова встретился прежний старлей, он что-то пытался объяснить про срочность и необходимость. Кудрявцев просто отмахнулся, пообещав посадить на гаупвахту не в меру инициативного служаку. «Развелось тут советчиков, — с досадой подумал он, получая в архиве затребованные документы. — Надо будет внушение сделать кадровикам. А заодно и непосредственному начальству. Будут артачится — вышлю их куда-нибудь в Норвегию. Пускай подумают, как Шпицберген у империалистов отвоевывать. Это им не в наркомате штаны просиживать».

Ни с того ни с сего вспомнился полковник, ведший морпехов в тот рейд у Нарвика. Вот у кого канцелярские грызуны не забаловали бы.

Несмотря на свой нынешний статус и положение в наркомате, Кудрявцев по-прежнему не любил чиновников. Понимал их необходимость, но все равно не любил. Следует признать, что эта точка зрения в известной степени была обоснованной.

Прошедшая неделя вызывала головную боль не только у командира авианосного флота, но и у его непосредственного начальника, на голову которого свалились все организационные мероприятия по подготовке флотов Нового Мира. Вообще-то формально Сталин назначил ответственным за подготовку Николая Герасимовича Кузнецова, на которого были завязаны все вопросы организации и снабжения. Но обязанности наркома ВМФ, а вместе с ними дела дальневосточные, Исакова с его Черноморским флотом, Каспийскую флотилию с уделяемым ею невиданным доселе вниманием никто с него не снимал. Поэтому основная нагрузка по сколачиванию флота обеспечения вторжения, а вместе с нею и ответственность ложились на плечи Самойлова. Теперь он тянул на себе взаимодействие наркоматов ВМФ, общение с немцами и авиаторами. При таком грузе ссора его ученика с Поликарповым была совершенно не в масть и не в жилу, отбирая ценное время и суля немалые неприятности.

Сейчас у него в кабинете сидел и ждал ответа Сергей Владимирович Ильюшин, формально пришедший по вопросу согласования поставок Су-4 флоту, а на деле полномочный и чрезвычайный посол Шахурина с предложением о перемирии.

Поначалу, убежденный логикой и документами, предоставленными знаменитым авиаконструктором, Петр Алексеевич даже думал подписать бумаги и дать таки дорогу многострадальному По-1К на палубу. Но затем по старой своей привычке решил узнать мнение подчиненных. Кудрявцев при всей взбалмошности был достаточно здравомыслящ, умен и доселе в бодании с дубом не упражнялся. Наверняка столь резкое неприятие имело под собой основание. Тем более что наиболее острые возражения относились к предыдущему варианту машины, чьи недостатки, по словам Ильюшина, были давно исправлены.

— Товарищ адмирал, генерал морской авиации Кудрявцев по вашему приказанию прибыл!

Самойлов только покачал головой. Сколько лет он знал этого человека, а Кудрявцев все такой же — при лелеемых усах щеточкой, неизменных круглых очках, быстрый и подвижный, как стрелка компаса в магнитной аномалии. Петр Алексеевич вдруг поймал себя на мысли, что не помнит, сколько Кудрявцеву лет.

«Подумать только, как бежит время… А ведь мы не просто делаем историю флота, — подумал он, — мы и есть история флота. Казалось, забытого, брошенного, распроданного и распиленного на металл. Но возрожденного, поднятого руками и нервами энтузиастов-фанатиков. Таких, как он, как Кузнецов, Кудрявцев, как Клементьев…» Это был длинный путь, но Самойлов помнил каждый его день, каждое падение и каждый шаг вперед.

Кажется, только вчера были рейды к берегам Испании, поездки на Дальний Восток и в Китай, статьи в газетах и специализированных журналах. Борьба за признание своего любимого детища, закончившаяся появлением нового рода войск. А кажется, что ничего не изменилось. И доведись все пройти с самого начала, они пройдут этот путь также плечом к плечу, ступенька за ступенькой.