Игорь Николаев - 1919

— Это… несколько меняет суть вопроса, — с необычной для себя осторожностью протянул Черчилль, сцепив пальцы до побелевших костяшек.

— Давайте начистоту, — сменил тактику премьер. — Я ценю вас как политика, это назначение, безусловно, ниже вашего нынешнего положения, но пост главного танкиста Королевства для вас бесперспективен. Для вас сейчас вообще закрыты практически все пути, вы слишком очернены в глазах общественности. Если ту неудачную высадку еще могли бы забыть, то прошлый год — нет. Но если вы послужите моей правой рукой в столь ответственном деле, да еще сумеете правильно преподнести это в нужный момент…

Ллойд Джордж оборвал свою речь на многозначительной ноте.

Черчилль напряженно думал, премьер почти видел, как мысли, торопясь и сталкиваясь, ведут смятенный хоровод под черепной коробкой Бульдога, кропотливо взвешивающего, измеряющего, планирующего.

— Это очень большая ответственность, — с крайней осторожностью заметил Черчилль.

— Безусловно, — искренне согласился Ллойд Джордж.

— Большая ответственность предполагает соответствующие… — Бульдог совсем неаристократично прищелкнул пальцами, как бы не в силах подобрать соответствующее определение.

— Мне кажется, этот вопрос уже исчерпывающе изложен, — чуть поморщился премьер.

— Хорошо, я согласен, — вздохнул Черчилль.

Премьер молчал, благостно взирая на собеседника. Толстяк в кресле напротив заерзал, снова вздохнул, Ллойд Джордж молча и терпеливо ждал. Наконец Бульдог не выдержал.

— Я принимаю ваше щедрое предложение и постараюсь всемерно оправдать оказанное доверие, — сказал он на одном выдохе, едва ли не скороговоркой.

— Великолепно, я очень рад, что мы наконец-то пробрались через преграду непонимания и пришли к взвешенному соглашению, — на этот раз совершенно искренне ответил Дэвид Ллойд Джордж. — Per aspera ad Astra. [74] Через тернии к звездам (лат.).

Неожиданно в его лице что-то неуловимо изменилось. Благообразный пожилой мужчина с благородной сединой и пышными усами на мгновение спрятался, вместо него показал истинное обличье волк, буквально прогрызший дорогу от рабочего городка под Манчестером до кресла премьера.

— Не дай вам Господь обмануть мое доверие, Уинстон, не дай Господь.

Накануне UR

Чем ближе становился вечер, тем более сгущалась тягостная атмосфера во взводе. Словно вместе с угасанием дневных красок блекли и люди. Серая печать мрачной безнадежности легла на их лица. Изредка на пустом месте вспыхивали яростные перепалки и ссоры, которые, впрочем, гасли так же быстро, как и рождались. Люди, будто очнувшись от морока, недоуменно смотрели друг на друга, как бы вопрошая: «Что это с нами случилось?», и расходились с потерянным и отрешенным видом.

За ужином, в столовой близ полигона, никто не ел. Обычные ветчина, белый хлеб и бисквиты остались нетронутыми. Даже к глиняным бутылям с имбирным ликером никто не притронулся, зато все пили очень много чистой воды, насыщая организм влагой, ведь вода — крайний дефицит на поле боя, второй после боеприпасов. Конечно, оставалась надежда на снабженцев с их новыми тракторами, но кто надеется на тыловиков — ходит голодным.

Лишь Шейн, как обычно, сохранил прекрасный аппетит, свой любимый ликер он не пил, но воздал должное мясным консервам, превосходному повидлу и кофейному экстракту. Неведомыми путями он добыл даже помидоры и лук и теперь аппетитно хрустел длинными сочными побегами.

— Получишь пулю в живот — пожалеешь, — укоризненно заметил Мартин.

— Я этот… как его… фаталист, вот, — ответил янки, отправляя в рот широченный ломоть хлеба, щедро намазанный повидлом. — А добрый кусок еще никому не помешал, кроме таких вот тощих завистливых доходяг, как ты.

— Ты не фаталист, ты дурак, — искренне высказался австралиец. — Жрать перед боем…

— Вот и не ешь, — посоветовал Шейн, сыто отдуваясь. — А я порадую желудок. Черт возьми, я так и дома не каждый день ел. Одно хорошо на этой войне — тут кормят. Хотя и не всегда… А чем тащить еду на себе, уж лучше нести ее в брюхе.

Солнце последний раз подмигнуло и скрылось за горизонтом, еще несколько минут светилась багряная полоска на границе неба и земли, затем исчезла и она.

— Всем собираться, — приказал Дрегер. — Понемногу, без лишней спешки, но чтобы все были на легкой ноге и готовы в любой момент. Галлоуэй за старшего, я скоро буду.

Он вскочил на мотоциклет скаутов, поджидавший у палатки, служившей столовой, и умчался в сторону линии фронта.

— Что, все оглохли?! — заорал во всю глотку рыжий Боцман. — Все «домой», давайте, пошевеливайтесь!

— Как же он громко вопит, — негромко, так, чтобы не услышал яростный сержант, удивился Шейн. — Ну, собираться так собираться, — сказал он, любовно поглаживая наполненный живот.

— Да не боись за меня, — обратился Бриллиант к товарищу. — Раньше полуночи нас не поднимут, а к тому времени я буду снова прыгать, как кузнечик. Только, в отличие от тебя, завтра не буду подбирать каждую крошку.

Мартин пожал плечами. Прежде чем отправиться к саперам, он две недели оттрубил санитаром в полевом госпитале, после этого инженер с большим пиететом относился к ранениям брюшины и предпочитал голод риску перитонита. Шейн же набил полные карманы галетами и безостановочно хрустел ими, как амбарная мышь.

— С детства привык что-то жевать, когда боязно, — неожиданно вполголоса сообщил американец. — Сточил пару кусков — и вроде как полегче на душе.

— Бывает и так… — отозвался Мартин, искоса взглянув на товарища, — неужели янки открыто признался, что боится? Но Бриллиант с жизнерадостной ухмылкой жевал галету.

Взвод более-менее организованно топал к своему блиндажу. Сумерки не просто сгущались, они стремительно набросились на окружающий мир. С наступлением темноты прифронтовая полоса словно обрела вторую жизнь. Теперь даже человек, впервые попавший на войну, мог бы точно сказать, что готовится нечто масштабнейшее, захватывающее. Ну а опытные солдаты, которыми, несомненно, являлись «кроты», читали окружающее их движение, как открытую книгу.

Внешне все происходящее напоминало полную и всепоглощающую суматоху, замешанную на тотальной неразберихе. Люди, машины, лошади — все пришло в хаотическое движение, происходящее при свете электрических фонарей, карбидных ламп, а то и просто факелов. Но хаотическим и бессистемным это движение было только на первый и несведущий взгляд. Искушенный и зоркий взгляд безошибочно вычислял порядок и организованность, достигнутые четким планом, долгими тренировками и тяжелым опытом. Фронт требовал десятки тысяч тонн припасов каждые сутки, и ни один ящик не должен был попасться на глаза возможному шпиону. Отвага солдата, бегущего навстречу ливню пулеметного огня, — это хорошо, но исход современной операции куда больше зависел от того, удастся ли быстро и незаметно сосредоточить в нужном месте все потребное — от оружия до последнего бинта.