Евгений Токтаев - Орлы над пропастью

— Скажи спасибо, что оборону строим, — сказал его товарищ, стоявший справа, — могли бы сейчас на стену лезть. С легата станется, все ему неймется.

— Это у кого тут голос прорезался?! — прогремел центурион, поигрывая палкой.

Солдаты послушно заткнулись. Центурион, загоревший до черноты, закованный в кольчугу с нацепленными на нее девятью серебряными фалерами [74] Фалера — серебряная наградная бляха, выдававшая за доблесть. Прообраз медали. , так же изнывал от зноя, как и его солдаты, но при этом был бодр и подтянут, как и положено настоящему командиру. Он даже не снял шлем, это раскаленное стальное ведро, которое каждый из его подчиненных с удовольствием продал бы, вместе с остальными доспехами и вообще всем имуществом за глоток морского бриза, блаженной прохлады.

— Эй! — раздался голос изо рва, — Свинаря кто-нибудь держите, сейчас упадет!

Здоровенный детина, одетый лишь в набедренную повязку, опираясь на мотыгу, указал пальцем на роптавшего легионера и заржал. Центурион моментально повернулся к нему.

— Лапа, еще раз увижу, что ты оставил работу, всю шкуру спущу!

Детина, пару раз дернув грудной мышцей, оскалился и с остервенением вновь принялся рубить мотыгой землю. В его здоровенных ручищах, не иначе как наградивших его прозвищем, мотыга казалась невесомой тросточкой.

— Недовольны? — спросил центуриона Север, наблюдавший с вала за крепостной стеной.

Центурион промолчал.

— Чего язык-то проглотил? Признай правду, ты же меня знаешь, Сервий, я не побегу доносить и сам никого наказывать не стану.

— Недовольны, — мрачно подтвердил Сервий Аттион.

— Оно понятно, — согласился Север, промокнув лоб рукавом туники.

Он пришел осмотреть осадные работы без шлема и доспехов, нацепив лишь перевязь с мечом.

— Я вот тоже думаю, то зря копаем, — сказал центурион, — не полезут.

— Возможно. Я думаю, у них и пяти тысяч сейчас не наберется. Полезут — сами дураки. У них на плечах в город войдем. Однако лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Чего бы с наскока не взять?

— Пергам же с наскока не взяли. А тут тоже стены хоть куда. Фимбрия не хочет на одни и те же грабли дважды наступать.

— Устали люди от беготни за понтийцами и вскапывания этих грядок. Особенно, когда в них смысла никто не видит.

— Я знаю, Сервий.

— Я на своем веку немало рвов вырыл, — сказал центурион, — никогда не ныл. Даже когда и духу врага поблизости не было. Знай копал себе. Всегда понимал, так надо. А сейчас не понимаю. Совсем, как эти юнцы.

— Когда нет успеха, любая работа кажется бессмысленной.

— Я с Марием служил, он никогда не проигрывал, мы ему верили, как никому другому. А теперь я себя понять не могу. Вроде мы и с Фимбрией ни одного сражения не проиграли, а на душе как-то тошно. Как-то все...

— ...бессмысленно, — закончил Север.

— Да.

— Это все оттого, старина, что ты чувствуешь, даже если сам себе признаться не можешь, что мы не проиграв ни одного сражения, проигрываем войну.

Квинт повернулся, собираясь пройти по гребню вала к участку следующей центурии, но возле него из ниоткуда возник Барбат.

— Командир, — вид у тессерария запыхавшийся, побегай-ка по такой жаре, — легат тебя зовет.

На входе в палатку легата Квинт нос к носу столкнулся с вышедшим из нее Титом Сергием. Примипил как-то странно взглянул на префекта и, раздраженно пробурчав себе под нос нечто нечленораздельное, привычным для него широким шагом удалился. Север удивленно посмотрел ему вслед и вошел внутрь.

— Садись, — пригласил легат.

Фимбрия сидел за походным столиком что-то писал на папирусе. Префект сел и терпеливо ждал.

— Митридат заперт в портовом городе, — Фимбрия изрек факт, озвучивания которого вовсе не требовалось.

Север кивнул.

— Чего киваешь? Ну, и что из этого следует?

— Что следует? — префект все еще не понимал цели вызова.

— Следует то, что он не заперт.

— У него нет кораблей, — возразил Север.

— Да? Совсем нисколько? Ты там, через стену видишь, что пирсы пусты и никто на суда не грузится, собираясь свалить на все четыре стороны?

— Через стены я не вижу. Но пирсы пусты. Так утверждает разведка.

— Разведка утверждает и кое-что другое, — раздался знакомый голос из-за спины.

Север вздрогнул и повернулся. В углу палатки стоял Бурос. Префект, войдя, не заметил его.

— Что именно?

— Митридат посылал гонцов еще из Пергама. Мы перехватили одного. Наверняка он не единственный. Это не считая голубей. Гонцы к Неоптолему и Зеникету.

— К Зеникету? Кто такой Зеникет?

— Я рад, — сказал Фимбрия, — что тебе не надо рассказывать, кто такой Неоптолем. А Зеникет, это один царек с Пиратского берега.

— Я бы не стал говорить о нем столь уничижительно, — сказал разведчик.

— И откуда ты такие слова-то знаешь...

— Значит, Гай Флавий, ты думаешь, что скоро корабли у Митридата будут? — спросил Север.

— Молодец, — одобрительно кивнул легат, — всегда ценил тебя за быструю соображалку. Будут. Скоро.

— Разве Неоптолема не связывает Сулла?

— А как он его свяжет? Сулла — сухопутный зверь. Неоптолем — морской. Если кто и держит Суллу, так это Архелай, но к нашим делам это никак пока не относится.

— Что же, значит надо штурмовать город, иначе царь улизнет.

— Штурмовать, — мрачно протянул Фимбрия, — посчитай, сколько дней мы потратили на Пергам.

— Мы строили машины. Сейчас нам не придется их строить, они же готовы.

— Города берут не машины, — покачал головой Фимбрия, — а люди. Люди измотаны.

— У царя тоже.

— Перед тобой тут заходил Тит Сергий, он мне доходчиво объяснил, что взять Питану сложнее, чем Пергам. Да я не слепой, и сам это вижу. Хотя, признаюсь, первый порыв был — штурмовать. Но стены здесь столь же высоки и крепки, а их протяженность меньше. Оборонять легче. Все сначала, Север.

Префект молчал.

— Мы расточаем силы в этих штурмах и осадах, — сказал легат.

"Вторая осада, а ты уже говоришь, как о многих".

— Тем временем подойдут корабли, и Митридат улизнет, хохоча над глупыми римлянами. Война затянется. Мы не получаем подкреплений, примкнувшие к нам города могут изменить. Провиант добывать все тяжелее. Обчищая амбары, мы восстанавливаем местных против себя. Они огрызаются. И будут огрызаться сильнее. Мы скоро сожрем все в округе, а после этого Азия нас самих поглотит.

"Не проиграв ни одного сражения, проигрываем войну", — подумал Север, — "значит, не только меня одного гложет эта мысль".

Он высказал ее вслух.

— Тоже понял, — удовлетворенно кивнул легат, — Ганнибал как-то умудрялся несколько лет воевать в Италии, оторванный от всех своих тылов, снабжения и подкреплений. Как жаль, что я не Ганнибал.

— Сулла — тоже отрезанный ломоть, — напомнил префект, — в Риме марианцы и ему никто не помогает.