Евгений Токтаев - Пес и волчица

Свадьба состоялась сразу после оглашения оправдательного приговора. Последние месяцы Помпея почти не видели в женском обществе, что было для него совсем не свойственно. Он расстался со своей любовницей, греческой гетерой Флорой, уступив ее своему приятелю Геминию. Именно его Гней сейчас поджидал у входа в бани, куда они пошли, дабы порадовать тестя Помпея "тягой к приличному обществу".

Но если Помпей, женившись, принялся играть роль благоверного супруга, то женщины все равно продолжали липнуть к нему, как мухи к меду.

— Приветствую тебя, Помпей, — улыбнулась юноше молодая особа столь выдающейся внешности, что у того перехватило дыхание. Аромат изысканных духов ударил в голову сильнее крепкого вина.

Дама в сопровождении служанки прошла в женскую половину бань, оставив Помпея стоять с открытым ртом.

— Кто это? — поинтересовался подошедший Геминий.

— Сам хотел тебя спросить.

— Недурна.

— Да уж... — протянул Гней.

— Пойдем?

— Погоди.

Помпей поймал за локоть пробегавшего мальчишку.

— Эй, парень, видел, в бани женщина зашла со служанкой?

— Видел.

— Если потрешься тут до времени, когда она уходить будет, и меня свистнешь, денарий дам. Привратнику скажу, чтобы тебя до раздевальни допустили.

— Три.

— Чего три?

— Три денария. "Новых"

— Ишь ты, какой! — усмехнулся Гней, — "новых" ему... Идет.

— Ну что там, Хлоя? — спросила Ливия рабыню.

— С каким-то мальчишкой говорит и пальцем в женскую половину тычет.

— Война еще не объявлена, а полководец же готов сдаться, — улыбнулась Ливия.

Во всех банях женская половина традиционно меньше мужской, заведение Вокония не исключение. Мужчинам и для раздевания больше удобств, и бассейн с чистой проточной водой в "холодном зале", фригидарии, внушительных размеров. В "теплом зале", тепидарии, стояли ложа, столики для игры в латрункули и других подобных развлечений, рабы-массажисты всегда к услугам. Здесь пили некрепкое вино с медом, вели беседы. В банях покрупнее, особенно в знаменитых Стабиевых, что в Помпеях, посетители развлекались борьбой, поднятием тяжестей. В "горячем зале", кальдарии, мылись. Там такой жар и влажность, что двигаться и говорить непросто. Рабы, однако, и там продолжали прислуживать, скребками счищая с хозяйских тел пот с грязью, масло, втертое в кожу сильными руками массажистов. Мнение рабов, не тяжело ли им, никто не спрашивал.

Для женщин фригидарий не устраивали. Бассейн, совсем небольшой, для них размещали прямо в раздевальне. В банях Вокония даже "теплый зал" на женской половине представлял собой небольшую комнату с несколькими встроенными в стены бронзовыми кранами, поэтому общение благородных матрон происходило в раздевальне. Есть в Городе бани, где для женщин больше удобств и простора, но туда ходят бедняки, поскольку цена за вход всего четверть асса. Знатным женщинам там делать нечего. А у Вокония модно и престижно. Странные формы иногда принимает это удивительное явление — мода.

Здесь хотя бы в отделку больше души вложили, чем на мужской половине. На стенах роспись, изображающая заросли ивняка на берегу реки и оленье семейство, пришедшее на водопой. Сводчатая крыша выкрашена в голубой цвет, по "небу" разбросаны золотые звезды, а в центре проделано круглое окно, впускавшее света достаточно для того, чтобы до наступления сумерек обходиться без масляных светильников даже в пасмурную погоду. В раздевальне было не теплее, чем на улице, трубы с разогретым воздухом сюда не подводили. Тем не менее, несколько женщин, отдыхавших возле бассейна, не ежились от холода, они уже побывали в кальдарии и от их разгоряченных тел валили клубы пара.

Ливия коснулась рукой воды в бассейне. Холодно, брр. Раздевшись, она взяла из рук рабыни полотенце и, небрежно набросив его на плечо, прошла в кальдарий. Несколько пар глаз завистливо прошлись по ее совершенной фигуре. Шепоток за спиной:

— Это кто такая?

— Ливия, купчиха. Содержит инсулу у Эсквилинских ворот.

Всегда найдется в женском обществе та, кто знает все про всех. Вроде бы четыреста тысяч человек живет в Городе, а попробуй-ка скрыться от сплетен и бабских пересудов. Сейчас все косточки перемоют, еще вспотеть Ливия не успеет.

— У Эсквилинских ворот, а сюда пришла? Далековато.

— Часто сюда ходит, не первый раз ее тут вижу.

— Потому и ходит, что место здесь пристойное, а про Ливию говорят, что она весьма целомудренна.

— Целомудренна? По виду не скажешь, — голос скрипнул неприязнью, — уж больно ухожена.

— Да кто бы говорил, Марсия, ты сама-то сколько на мази и духи тратишь? На эти деньги можно каждый день званый обед устраивать!

— Ухожена. Ни волоска на теле...

— Она лысая, что ли? — чей-то смешок, — в парике?

— Я про другое.

— Верно-верно. "Волчица", как пить дать. Из дорогих гречанок.

— Какие гречанки? Римлянка она, говорят же тебе. Многие ее знают.

— А я слышала, она этим летом овдовела. Муж в море потонул.

— Какой ужас! — одна из женщин прикрыла рот ладонью.

— Вот бедняжка! — неискренне всплеснула руками другая.

— Ничего, — вновь скрипучий голос, — с такой задницей себе еще десяток найдет. Может, ваши мужья к ней и сбегутся...

— Ну, хватит! Раскудахтались...

Звучный голос, немного низкий, выдавал женщину средних лет. Его обладательницей могла бы оказаться сорокалетняя домна, привыкшая самостоятельно вести дела, командовать рабами и клиентами. Тем не менее, к прозвучавшим ноткам не подходил эпитет — "властные". Нет, помимо твердости здесь угадывалась и приятная мелодичность, свойственная женщине благородной. Впрочем, это не отменяло тот факт, что многие из благородных дам иной раз вели себя хуже крикливых купчих.

Аврелия Котта такой не была. Дочь консуляра, жена бывшего претора, она славилась, как примерно-добродетельная мать семейства, известная умом, образованностью и манерами. Но, конечно, при первой встрече обращали внимание вовсе не на эти достоинства. Аврелия отличалась броской красотой, которая к тридцати четырем годам, после рождения троих детей, не только не потускнела, но расцвела.

Аврелия поднялась с ложа, на котором ее спину разминала рабыня и холодно, но без тех презрительных ноток, которыми сплетницы пропитали воздух раздевальни, произнесла:

— Не судите всех по себе.

С этими словами она проследовала в кальдарий за Ливией. Ее обсуждать никто не решился — есть женщины, к которым никакая грязь не липнет.

В кальдарии очень легко забыть, что на улице зима. Большую часть помещения занимала ванна, в которую могли залезть сразу десять человек. От горячей воды валил пар, скрывавший очертания комнаты. Из одной стены под напором била струя воды, менее горячей, чем в ванне.