Евгений Токтаев - Пес и волчица

— На службу? В качестве кого?

— Телохранителем.

— А-а, — протянул Серторий, — продолжай.

— Купец этот жил в Риме, где-то в Субуре у него доходный дом, которым в отсутствие мужа управляет жена купца. Я уже послал туда ребят, поговорить с ней. Купец очень редко бывал дома, торгуя с Дальней Испанией. Ганник уверяет, что они ходили и на север, к Оловянным островам. В конце лета он вернулся один, сказав жене купца, что корабль разбился у берегов Лузитании и ее муж погиб.

— Она поверила? Он представил какие-нибудь доказательства?

— Пока не знаю, ее еще не допросили.

— Продолжай.

— Собственно, на текущий момент это почти все. Ганник уверяет, что шел себе по улице, увидел драку. Решил помочь. Помог. Злодеи разбежались. Говорит, что одного из бандитов убил не он.

— И он один справился с шестерыми, — кивнул Серторий.

— По его словам, да.

— Что остальные свидетели?

— Эти почти ничего толком сказать не могут. Оба пьяны, да вдобавок еще и напуганы.

— Хорошо, оставим пока их, пригласи Ганника.

— Нумерий! — крикнул следователь, — пусть свидетель зайдет. Не этот, здоровый!

Ганник вошел. Серторий внимательно оглядел его с головы до ног, хмыкнул.

— Ты галл?

— Да. Инсубр.

— Говоришь, бывал с хозяином в Испании?

— Бывал. В Дальней, — ответил Ганник и добавил несколько слов на непонятном языке.

— Что он сказал? — повернулся Тиберий к Серторию.

— Говорит: "И в Ближней бывал", — ответил префект, — это на кельтиберском. Откуда знаешь, что я тебя пойму?

— Ты Квинт Серторий. Я много слышал о тебе. Ты воевал в Испании.

— Другие испанские языки знаешь?

— Несколько слов на языке лузитан. Быстро учусь.

— Так говоришь, словно на службу ко мне пришел наниматься, — усмехнулся Серторий.

Ганник тоже дернул уголком рта, но ничего не сказал.

— Чего в драку полез?

— Не люблю, когда пятеро на одного.

— Пятеро? На одного?

— Ну да, слуги уже в агонии хрипели и один из бандитов с ними.

— Ты знаешь, кому помог?

— Теперь, да.

— Теперь? А прежде?

— Прежде не знал.

Серторий скептически хмыкнул.

— Шестерых раскидал голыми руками. Не врешь?

— Испытай, — с вызовов сказал галл.

— Испытаю, всему свое время. А про кораблекрушение верно ли? А ну как сам своего хозяина прирезал?

— Домна Ливия мне поверила. Спроси у нее, покажет доказательства.

— Спрошу. Чем занимался после возвращения? При хозяйке остался?

— Нет. Ей мои услуги более без надобности. Работу искал. Охранителем.

— Или убийцей, — добавил префект.

Ганник промолчал.

— Чего молчишь? Живешь сейчас где?

— У домны Ливии.

— В Субуре? А на Скавровом ввозе что делал?

— По улице шел, — огрызнулся Ганник, — нельзя?

— Можно, если осторожно. Ступай пока, да не вздумай потеряться. Если окажется правдой все, что тут рассказал, с наградой не задержусь.

Ганник вышел.

— Ну, что думаешь? — повернулся Серторий к следователю.

— Я собирался сходить на Авентин.

— Молодец, правильно мыслишь. Я вот тоже думаю, что этот парень сейчас трется среди головорезов Валенса. И по улице он так удачно шел не случайно. Неподалеку от Авентина... А что живет в Субуре, так тут все понятно: "Где живу — там не гажу".

Широко известный в узких кругах Валенс был одним из главных авторитетов преступного мира. Он "смотрел" за холмом Авентином, а так же складами и причалами на Тибре в районе портика Эмилия. Сертория этот вор уважал, ибо в дни погромов префект не позволил бардиееям, рабам Мария, распространить кровавый хаос на Авентин. В результате многие овцы, которых крышевал Валенс, уцелели. Вор предпочитал стричь свое стадо, а не резать. Таким образом, им с Серторием удалось достичь взаимопонимания.

— Продолжай работу, — распорядился Серторий, — потом доложишь. Ганника из виду не упускай. Я с ним еще потолкую.

Безумные Сатурналии нравились далеко не всем, некоторые состоятельные господа, которых раздражало пьяное веселье, стремились уехать на свои загородные виллы. Там тоже предоставляли праздничные вольности рабам, но, по крайней мере, не было шума, и пьяных оргий. На второй день Сатурналий многие горожане отправлялись в бани — любимое место времяпрепровождения для римлян, что в будни, что в праздничные дни.

Небольшие уютные бани Вокония, расположившиеся в южной оконечности Виминала давно уже облюбовали солидные нобили и их клиентура. За вход брали дорого и голытьба гарантированно отсутствовала. Вроде бы Субура, злачные места, но Воконий, хозяин бань, отстроил их, отделив мужскую половину от женской. Немодно по нынешним беспутным временам, но зато сюда ходили почтенные сенаторы, пекущиеся о строгости нравов. По мнению "отцов" Республики, с нравственностью в последние годы дела обстояли хуже некуда. Уважаемому человеку не пристало обнажаться даже перед собственным сыном, а уж появиться в одной бане с женщинами... Это все гречишки, их влияние. Вот так вот, сначала мы начинаем читать их книги, смотреть их трагедии в театрах, а там и до публичных оргий рукой подать. Куда мы так докатимся, квириты?

Сынки нобилей, любители поплескаться в бассейне с голыми девками, здесь были нечастыми гостями, поэтому многие удивились, увидев у входа в бани Вокония этого молодого человека, известного всему Городу своими любовными похождениями.

Гнея Помпея, двадцатилетнего красавчика, обожали не только женщины, его любили все. Причин тому было достаточно: привлекательная внешность, приветливое обхождение, умеренный образ жизни, отсутствие тяги к попойкам и гулянкам, красноречие. Помпей слыл настолько положительным, что блюстители нравственности легко закрывали глаза на его "чрезмерную" тягу к прекрасному полу. Он был совершенно не похож на своего отца, Помпея Страбона, выдающегося полководца, но корыстолюбца, отталкивающего своей жадностью. Отца ненавидели, сына боготворили.

В начале смуты Страбон принял сторону Суллы, но финал его противостояния с марианцами случился неожиданно скорым и нелепым. Страбон запер Цинну в Риме, отрезав пути подвоза хлеба, но с активными действиями медлил, будучи обиженным за то, что Сулла отказал ему в консульстве. Марианцы подстрекали солдат Страбона к мятежу, даже подкупили одного из контуберналов молодого Помпея, чтобы он убил сына и отца. Гней раскрыл заговор, но прекратить волнения не смог. Солдаты массово перебегали к Цинне. Пытавшийся остановить их, Страбон внезапно умер. На этот счет рассказывали разные небылицы и большинство народу уверилось в том, что полководца покарал сам Юпитер, убив его молнией.

Гнея почти сразу после смерти Страбона привлекли к суду за отцовские грехи. Его пытались сделать козлом отпущения за утаивание покойным полководцем добычи, которую тот взял в Аускуле во время Союзнической войны. Защищать юношу вызвался цензор Марций Филипп, очарованный его обаянием. Цензор тайно симпатизировал сулланцам и горячо выгораживал Помпея в суде. Сам Гней так же произнес в свою защиту несколько великолепных речей, чем до того растрогал судью Антистия, то тот даже предложил юноше в жены свою дочь.