Евгений Токтаев - Пес и волчица

Ливия, раскрасневшаяся, расслабленная, блаженствовала, сидя на ступеньках, ведущих в воду. Рабыня Хлоя массировала ей плечи. Когда появилась Аврелия, Ливия приветливо поинтересовалась:

— Прошу прощения, домна, ты ведь замужем за Гаем Цезарем, который был претором пять лет назад?

— Да, — ответила Аврелия, — почему это тебя интересует?

— Я как-то видела твоих девочек, еще не зная, из какой они семьи. Они восхитили меня своей красотой. Теперь понимаю, что обе удались в мать. Боги очень щедры к тебе, Аврелия Котта.

— Благодарю за добрые слова, — улыбнулась Аврелия, — еще бы девчонки отличались послушанием...

— Кто слушает матерей в пятнадцать-шестнадцать лет?

— Старшая сама уже мать, три года замужем.

Ливия не удивилась. Тут, скорее, стоило удивляться, что младшую до сих пор не сбыли с рук. Она вдруг засмеялась.

— Прости меня, трещу о детях, а сама даже не представилась. Меня зовут Ливия.

— Ты, случайно, не из Ливиев Друзов? — вежливо поинтересовалась Аврелия.

— Нет, моего покойного отца звали Марком Ливием Дентером.

— Никогда не слышала это имя. А о тебе, немного приходилось. Там, — Аврелия кивнула в сторону двери в тепидарий, — тебя бурно обсуждают.

— Вот как? Подозреваю, слово "волчица" прозвучало хотя бы раз.

— Ты недалека от истины, — уклончиво сказала Аврелия, — не каждая женщина способна спокойно терпеть рядом с собой более красивую. У тебя нет детей?

— Нет.

— Заметно. Ты не юная девочка и боги одарили тебя фигурой, которой можно только позавидовать. Моя старшая дочь гораздо моложе тебя, но после тяжелых родов очень долго приходила в себя. Подурнела, муж охладел. Теперь нередко плачет. Дети забирают красоту матерей, а ты ее сохранила.

Ливия покачала головой.

— Поверь, в этом нет счастья.

Аврелия помолчала немного, глядя собеседнице прямо в глаза и согласно кивнула.

— Да. И мне понятно, почему ты завела разговор о детях. Но, все-таки, очень многие завидуют тебе. Я слышала, ты успешна и свободна. Сама ведешь дела.

Ливия вздохнула.

— И в этом тоже кроется немилость богов.

— Значит, ты действительно недавно потеряла мужа, как говорят?

— Он погиб в море. А мне оставил кучу долгов.

— Искренне соболезную. Большие суммы?

— Приличные. Конечно, я все смогу отдать, но, если дела пойдут плохо, мне придется продать инсулу. Окажусь на улице, совсем одна, без денег.

— Ты молода и очень красива, — сказала Аврелия, — легко выйдешь замуж.

— Замуж? — скептически хмыкнула Ливия, — я не девчонка, чтобы жить иллюзиями.

Аврелия смотрела на нее и думала:

"Она права, кому нужна жена без приданого? Она немногим моложе меня, но до сих пор бездетна. Однако вряд ли найдется мужчина, который не пожелал бы видеть ее на своем ложе".

После недолгого молчания Ливия сказала:

— Не хочу в Сатурналии об этом думать. Лучше о приятном. Ты, кажется, упомянула, что у тебя уже есть внук? Сколько ему? Три?

— Два с небольшим.

— Наверное, уже смешно лопочет?

Аврелия улыбнулась.

— Да. Оставались бы дети всегда такими маленькими.

Они говорили еще долго. Устав сидеть в кальдарии, вышли в раздевальню и там продолжили беседу, не обращая внимания на любопытные взгляды. Ливия, казалось, могла часами слушать истории о детях, а ее собеседнице было, что рассказать. Вместе они смеялись, когда Аврелия вспоминала проделки своих малышей, давно уже выросших и разлетающихся из родительского гнезда. Вместе вздыхали, печалясь судьбе молодого Гая, младшего из детей Аврелии, которого Цинна, не оставив семейству Цезарей выбора, прочит на должность фламина Юпитера. Все закончилось обоюдным приглашением в гости и обе женщины покинули бани Вокония с уверенностью, что каждая из них приобрела в лице другой подругу, родственную душу.

На выходе Ливию поджидал Помпей. Он не стал тянуть кота за яйца и сразу же ринулся в бой:

— Здравствуй, красивая. Прости мне мою настойчивость, но ты назвала меня по имени, а я все никак не могу припомнить, где же мы встречались?

Ливия улыбнулась.

— Кто не знает Гнея Помпея? Видела тебя несколько раз на Форуме.

— Вот как? Странно, что я не заметил тебя. Как можно не заметить богиню?

— К чему этот высокопарный слог?

— Почему нет, если он отражает истину? Но, прошу тебя, скажи, как тебя зовут?

Смеющиеся глаза женщины превратились в щелки: через разрывы облаков пробился луч солнца, по-зимнему холодного, но от того не менее ослепительного.

— Кто же называет свое имя первому встречному? Это знание должно быть заслужено.

— Мы же не в Галлии!

— Верно, — Ливия повернулась боком, собираясь уходить, взмахнула рукой, — прощай, Гней Помпей.

— Постой! — Помпей попытался схватить ее за край лазоревой столы, но в грудь ему уперлась ладонь невозмутимого раба-сирийца, словно из-под земли выпрыгнувшего.

— Подожди, скажи, хотя бы, где ты живешь?

— В Субуре! — донес ветер приглушенный смешок.

Ливия, сопровождаемая Хлоей и сирийцем, скрылась, растворилась в нарядной толпе. Помпей стоял, как столб, глядя ей вслед.

— Ищи иголку в Субуре, — пробормотал он себе под нос, покосился на вывеску Вокония и просветлел лицом, — кто найдет, того и будет!

Лес уснул, затих. Смолкли птичьи голоса и треск оленьих рогов. Всех звуков теперь — завывание ветра да сдавленный кашель часового на башне.

Со всех сторон открывался один и то же унылый вид: грязно-бурые склоны с нерастаявшими снежными островками в тени стен. Вдали, на расстоянии трех полетов стрелы крепость кольцом охватывал черный лес. Снег пытался укрыть землю плотным ковром уже не один раз, но ему не хватало сил и он, с ночи заявив о своих правах, к полудню сдавался и исчезал. Зиме никак не удавалось столкнуть с трона осень, но попыток она не прекращала, вот и сейчас в промозглом воздухе неспешно пропархивали невесомые хлопья.

Погода нагоняла тоску, добавляя темных красок к мыслям Квинта, и без того мрачным. Центурион стоял на стене, кутаясь в теплый шерстяной плащ, натянув на уши войлочную шапку, выменянную у варваров. В последние дни непрерывно шел дождь со снегом. Промозглая слякоть. Кашель выворачивал наизнанку, солдаты все в соплях, человек десять лежат пластом. Ноги практически все время сырые, Квинт купил у местных кожаные сапоги, но они все равно очень быстро промокали. Не крепость — болото. Весной лягушки заквакают.

Вновь согнул кашель. Где-то в глубине глотки сидит какая-то зараза и никак от нее не избавиться. Север перегнулся через частокол и склюнул противную на вкус кислую слизь.

"Начинаем гнить. Снаружи и изнутри".

Последние дней десять почти ничего не происходило. Даже Злой Фракиец куда-то исчез. Перестали лететь стрелы в спину, фуражиры и разведчики, рыщущие по округе, возвращались в крепость невредимыми. Покой, как в могиле. Может на охоту сходить, развеяться? Ага, давай, вперед. Они там только того и ждут, что римляне расслабятся. Доставят назад вместо кабаньей туши, твою собственную.