Стивен Кинг - 11.22.63

Этого я не понимал — вопрос, кто принадлежит к сливкам общины, а кто нет, никогда не возникал во времена моей юности, — но я пробормотал что-то утвердительное. Она очень долго смаковала эту тему, и похожа сейчас была чуть ли не на загипнотизированную.

— Итак, у меня была диафрагма, а как же, была. Держала ее в специальной пластиковой дамской коробочке с розой на крышке. Вот только ни разу ею я не воспользовалась. Возможности не было. В конце концов, выбросила ее в мусорное ведро после очередного облегчения. Это он так это называл, облегчением. Так и говорил обычно: «Я нуждаюсь в облегчении». А потом швабра. Понимаешь?

Решительно ничего я не понимал.

Сэйди засмеялась, и это мне вновь напомнило Айву Темплтон.

— Подожди пару лет, говорила мать! Я могла ждать, хотя двадцать , и никакой диафрагмы не понадобилось бы!

— Что происходило? — я легонько сжал ей плечи. — Он тебя бил? Бил тебя рукояткой швабры? — Существовал также еще и другой вариант применения рукоятки, я читал «Последний поворот на Бруклин» [442] «Last Exit to Brooklyn» (1964) — жесткий роман Хьюберта Селби (1928–2004) о жизни нью-йоркского социального «дна», по которому в 1989 г. был снят одноименный фильм. , но он, очевидно, такого не делал. Она была девственницей, доказательства этого остались на простыне.

— Нет, — сказала она. — Швабра была не для битья. Джордж, я не думаю, что смогу дальше об этом говорить. Не теперь. Я чувствую так… ну, не знаю… словно бутылка содовой, которую растрясли. Знаешь, чего я хочу?

Я думал, что знаю, но ради вежливости переспросил.

— Я хочу, чтобы ты повел меня в дом, а там продолжил начатое. — Она подняла руки над головой и потянулась. Лифчик на себя одевать ей не захотелось, и я увидел, как поднимается грудь у нее под блузкой. Крохотными тенями, похожими на разделительные знаки, в затихающем свете вечера отсвечивали ее соски.

Она сказала:

— Я не хочу ворошить сегодня прошлое. Сегодня я хочу только искриться.

Где-то через час я увидел, что она засыпает. Сначала я поцеловал ее в лоб, а потом нос — чтобы разбудить.

— Должен уже идти. Хочу успеть убрать свою машину у тебя с подъездной аллеи, прежде чем твои соседи начнут звонить по телефону своим знакомым.

— Да, наверное, надо это сделать. Соседи у меня Сенфорды, а их школьница Лайла Сенфорд в этом месяце как раз работает в библиотеке.

А мне припомнилось, что отец Лайлы будто бы заседает в школьном совете, но я ничего не сказал. Сэйди вся сияла, и не было смысла портить ей настроение. Пусть Сенфорды думают, что мы сидели на диване, прижимаясь один к другому коленями, ждали, пока завершится «Денис-угроза» [443] «Dennis the Menace» (1957–1963) — семейный телесериал по одноименному комиксу о хорошем мальчике, который все время попадает в переплет. и начнется действительно большое шоу Эда Салливена [444] Edward Sullivan (1901–1974) — популярный ведущий авторского развлекательного телешоу, которое выходило с 1947 до 1971 года. . Если моя машина будет оставаться перед домом Сэйди еще и после одиннадцати, их мысли могут потечь в другом направлении.

Она смотрела, как я одеваюсь.

— Что теперь будет, Джордж? С нами?

— Я хочу быть с тобой, если ты захочешь быть со мной. Ты хочешь этого?

Сэйди села, простыня соскользнула и улеглась вокруг ее талии, она потянулась за сигаретами.

— Очень. Но я замужняя, и это так и будет оставаться до следующего лета в Рино. Если я подам на расторжение брака, Джонни выступит против. Черт, его родители будут против.

— Если мы будем осторожными, все будет хорошо. И нам надо быть осторожными. Ты же это понимаешь, да?

Она рассмеялась и подкурила.

— О, да. Это я понимаю.

— Сэйди, у тебя случались проблемы с дисциплиной в библиотеке?

— А? Изредка, конечно. Бывало. — Она пожала плечами; колыхнулись ее груди, мне стало жаль, что я так быстро оделся. А с другой стороны, кого я обманывал? Джеймс Бонд мог бы начать и в третий раз, но Джейк/Джордж был уже выжатый. — Я новенькая в школе. Они меня испытывают. Это, конечно, мне как булавки в ягодицу, но ничего такого, чего бы я ни ожидала. А что?

— Думаю, твои проблемы должны исчезнуть. Ученикам нравится, когда учителя влюбляются. Даже парням. Для них это — как телешоу.

— Они узнают, что мы…

Я немного подумал.

— Некоторые девочки догадаются. Те, у которых есть собственный опыт.

Она фыркнула дымом: «Это так чудесно». Но настоящего неудовольствия в ней не замечалось.

— Как ты относишься к обеду в «Седле», в Раунд-Хилле? Пусть люди привыкают видеть нас вместе.

— Хорошо. Завтра?

— Нет. Завтра у меня кое-какие дела в Далласе.

— Исследование для твоей книги?

— Ага, — вот оно, мы только сблизились, а я уже ей вру. Мне это не нравилось, но каким образом обойтись без этого, я не знал. А на будущее… Я отказался думать об этом сейчас. Должен был беречь собственное сияние.

— Во вторник?

— Хорошо. И еще одно, Джордж?

— Что?

— Нам надо найти какой-то способ, чтобы продолжить этим заниматься.

Я улыбнулся.

— Любовь способы найдет.

— Мне кажется, скорее это страсть.

— Наверное, и то и другое.

— Вы такой нежный, Джордж Эмберсон.

Боже, даже имя у меня вранье.

— Я расскажу тебе обо мне и Джонни. Когда смогу. И если ты захочешь выслушать.

— Захочу, — я думал, что должен это сделать. Если так произойдет, я кое-что пойму. О ней. О нем. О той швабре. — Когда ты сама будешь к этому готова.

— Как любит говорить наша достопочтенная директорша: «Ученики, дело будет трудное, но достойное».

Я рассмеялся.

Она погасила сигарету.

— Одно меня беспокоит. Одобрила ли бы нас мисс Мими?

— Я почти уверен, что да.

— Мне тоже так кажется. Веди домой осторожно, дорогой мой. И забери с собой это, — она показала на коричневый бумажный пакетик из аптеки в Килине. Тот лежал на комоде. — Если меня посетит кто-то из тех интересующихся, что любят, после того как сделали пи-пи, заглянуть в чужой шкафчик с медикаментами, я вынуждена буду что-то как-то объяснять.

— Хорошо, что напомнила.

— Но держи их наготове, милый.

И она подмигнула.

Дорогой домой я поймал себя на мысли о тех резинках. Называются «Троян»… и ребристые, для ее удовольствия, как написано на упаковке. У леди больше нет диафрагмы (хотя я думал, что она может приобрести себе новую, когда в следующий раз поедет в Даллас), а противозачаточные пилюли еще год, а то и два не появятся в широкой продаже. Да и тогда врачи еще будут выписывать их неохотно, если я правильно помню курс современной социологии. Итак, пока что остаются эти «Трояны». Я буду надевать их не ради удовольствия, а чтобы она не родила ребенка. Это так удивительно, если вспомнить о том, что до моего собственного рождения еще целых пятнадцать лет.