Сергей Сезин - Река Снов

Теперь предположим, что я распрощался с судовладельцем и поплыл вверх по Бую, а он восвояси. И, как только он исчез из досягаемости, с лодкой что–то случилось. Я выплыл при помощи спасательного пояса, сижу на берегу, выливаю воду из сапог, развожу костер, чтоб обогреться. Все мое добро утонуло в медленной реке шириной не более, чем полста метров или чуть больше. Глубина — фиг его знает, но по описанию не свыше пяти–шести метров. Итого мне дальше идти только с тем, что при аварии не выпало из карманов. Или попытаться что–то спасти. Если привязать к каждой крупной и ценной вещи поплавок из нетонущего в воде материала на 6 метровой леске. И чтоб я даже после аварии оказался с достаточно длинной веревкой при себе. Поднялся и сделал запись в блокноте — что надо сделать.

А вот теперь маленькая сложность: как быть с карабином? В ожидании возможного применения ему бы лучше лежать рядом, и даже без чехла. Но если он в воду ухнет, то лучше бы ему туда упасть в водонепроницаемом мешке. Вот коллизия. Потому придется его держать открыто, на случай форс — мажора привязав к прикладу цветной поплавок.

В дверь заскреблись. Это Левчик не выдержал одиночества и просится сюда. В принципе, его фокусы уже безопасны, все прикидки уже сделаны. Так что пусть заходит.

Левчик зашел и изобразил раскаянье в своем хулиганстве. Ну как не пожалеть такого котенка, который так трогательно смотрит на тебя, демонстрируя раскаяние и стремление все исправить? Рука сама тянется погладить, и губы в улыбке расплываются. И когда он начинает охотиться за кусками газеты, изображавшими канистры, улыбка продолжается…

А теперь, красавчик, пойдем поужинаем. И мне пора, и тебе пора. Потом займемся печками и дровами, а пока печки протопятся, посидим в кабинете. А газеты пойдут в лежанку, чтоб нам теплее спалось. Жуй вот карасиков, а после запьешь молочком. Мда, были три карасика, и уже их нет, одни головы остались. Растет ребенок и оттого хорошеет. Что, ты еще хочешь? На вот тебе кусочек куриного рулета, который я ем. Чернослив из него тебе без особой надобности, а мяска из него поешь. Что, тебе и чернослива хочется? Я думаю, что обойдешься. Коты чернослив есть не должны, зато хозяин ужинать должен, нечего его лишать еды…

Или ты намекаешь, что в неведомом храме и чернослив благородным котам дают? Тогда на.

Гляди ты, съел. Никогда не видел, чтоб кот чернослив ел. Однажды видел, что кот арбузную мякоть ест, а траву всякую и цветы — это запросто. Может, с тобой соленым огурцом поделиться? Нет, пожалуй, не буду. А то сейчас огурец, потом молоко, и что в результате? Нет, я его сам съем. И можешь не настаивать. На вот тебе еще кусочек курятины и хватит.

Пока чай настаивается, еще подумаем о планах.

Завтра будет заявление начальству и небольшой поход по лавкам. Послезавтра заеду к Снорри и пообщаюсь с ним. А еще через день–два поеду в Убежище. Дорога должна уже просохнуть.

Тогда еще послезавтра покажу машину автомеханику — можно ли с ней покататься на полтораста верст и обратно вернуться.

И это я и проделал. Снорри обещал подумать над предложенной комбинацией: как сделать не сильно дорогой карабин с рычажным затвором, и что можно придумать с патроном, что я предложил. Вторая задача посложнее, там много неизвестного, что–то можно по опыту прикинуть, а что–то придется путем опытов.

Машина оказалась в пристойном виде после осеннего ремонта и зимнего простоя. Я затарился бензином и маслом и поехал. СКС оставил дома, взял вместо него 'выгулять' энфилд. А что самое неожиданное произошло, и даже для меня самого: я Левчика взял с собой. Не захотелось Марининых родителей лишний раз беспокоить. Да и думаю, ничего с котенком не случится. Это ведь не североказанские дебри или логово Не–мертвого, в вполне пристойное место. Дорога, правда, туда почти безлюдная, но в этом есть и свои прелести.

Ехать туда полторы сотни километров, но по дороге есть специальное место для ночлега. Так что доедем до него, переночуем, а на следующий обед будем на месте. Будь дорога поприличней, хоть как до тех же Березняков, можно было б за день доехать или даже быстрее. Но это же не место для ярмарки, а Убежище. То есть храм и место, где люди, которые не хотят жить в большом мире, могли от этого большого мира спрятаться. У бабушкиной веры в Старом мире для этого существовали монастыри. Были они и для женщин, и для мужчин. Ну, здесь на это тоже похоже. Содержит его храм Мирои. Чаще пользуются этим Убежищем аборигенские аристократы, но жрицы не отказывают и простолюдинкам. Просто у аристократов к этому больше поводов бывает — например, уйти от династического брака, отказаться от которого просто так невозможно, освободить престол для мужской линии. Про это много рассказывают, но я это повторять не буду.

Дорога туда после переправы через Великую идет на юго–восток. По дороге будем пересекать аж две границы одного и того же баронства Потте. Вообще–то это баронство фактически тверская территория, и барона там нет, а вместо него сидит человек от князя Алексея и место соблюдает. Но все порядки за малым исключением баронские. А для чего это надо? Для высших нужд государственных. Каких именно — ну, извините, я хоть и знаю, но не скажу. Мне много чего рассказывают пациенты, но не все из их рассказов разглашению подлежат.

Барона нет уже пять лет, после того, как приключилась с ним одна история, которая прямо так и просится, чтоб ее рассказали на ночь для пущего страху, чтоб всю ночь эти ужасы снились, как это у аборигенов принято. Барону тогда лет под тридцать было, но он все еще не женат был. А все его матушка, которая прославилась многими странностями. Она ему запрещала жениться до тридцати лет, запрещала стричься и брить бороду. А все это она делала из каких–то высших соображений, ибо сын ее так должен был сохранить что–то, что приведет его к триумфу. А что и к какому триумфу — осталось непроясненным до конца. Одно ясно, что дело не в воздержании, потому что барон, как и многие другие, до девок был охоч и активно их соблазнял. К этому все относились, как к делу житейскому, пока не случилось нечто странное. Соблазнив дочку одного из старост, барон не сунул ей по обычаю монету, а пал к ногам и сказал, что дескать, прости меня и позволь жениться на тебе. Причем прилюдно и даже какими–то богами поклялся. Все аж остолбенели, потому что это не в какие ворота не лезло. А барон вскочил в седло и заявил, что сейчас он в замок едет за материнским благословением, а вскоре вернется и приведет ее в храм для бракосочетания. Свита из телесного остолбенения вышла и за ним последовала, но мозги от остолбенения еще не отошли.

В замке они стояли во дворе, от коней не отходя и оцепенело слушали громкую перебранку на втором этаже. Барон вскоре вышел, в седло сел, и двинул к девице. Ну, а свита за ним. Они к тому времени малость отошли и размышляли о том, сколь долго в замке уживутся баронесса–мать и эта девица. И кто скорее от огорчения скончается.