Дмитрий Щёкин - Страна городов

В пещере, освещенной зажженной от костра кем то из бандитов горящей веткой и бликами пламени того же костра, сбилась в кучу группа женщин и детей. Жмущиеся друг к другу, они испуганно смотрели на напавших на их мужчин и уничтоживших опору племени в считанные минуты.

— О, гля — бабы… растерянно пробормотал зек. Варан, слышь, иди сюда — тут бабы, и мелкие ихние, иди скорей!

Забрызганный кровью Варан одобрительно хлопнул подельника по плечу:

— Ништяк! Разберемся утром — чего куда…

— А может, того — сейчас… оприходуем, а? Че время терять?

— Можно и так, я че-то добрый нынче, гы-гы-гы! — захохотал человекозверь.

Толпа пьяных победой и кровью отморозков рванулась к женщинам и над рекой долго носились крики насилуемых женщин. Бандиты потеряли еще одного — увидев подбирающегося к матери насильника, двенадцатилетний мальчишка — сын шамана, погибшего одним из первых, загнал ему ловким ударом под лопатку любовно выточенный из кости мамонта жертвенный нож-стилет. Оставив ножик в теле жертвы, мальчик выскочил из пещеры, прихватив немудреные пожитки — каменный топорик, двузубое копье — гарпун и кремень с кресалом, привезенный отцом из-за далеких холмов, куда он ездил с вождем на советы племен. Промчавшись по берегу реки, беглец запрыгнул в привязанный к ветвям низко наклоненной ивы утлый березовый челн, и толкнул лодку в воду, только-только покрывшейся ледяными закраинами по причине ранней осени. Сильными гребками парнишка погнал свое судно к другому берегу.

На оставленном берегу некоторое время был слышен шум и крики, постепенно затихающие с набором расстояния от пещеры. Юный рыбак из племени Бобра взял курс на северо-запад, где в необъятных лесостепях кочевало племя его матери — Сыновья Мамонта. Он греб, глотая слезы и клялся жестоко отомстить насильникам и грабителям неведомого племени, в один момент лишившим его всего, что составляло его жизнь — племени, отца и матери, теперь принадлежавшей другому человеку.

Захватчики «развлекались» до утра, попутно уничтожив дневной улов мужчин племени. Утром, выставив часовых, развалились в пещере спать. Женщины и дети, потихоньку покинув пещеру, не обнаружили на месте, где обычно складывался вечерний улов для последующей обработки — готовки пищи и сушки рыбы на зиму, ни единой рыбешки — голодные бандиты сожрали все. Мужчин похоронили по обычаю племени — положив на кучи хвороста и пустив по течению реки. А исполнением скорбных обрядов незаметно подошел вечер. Мужчинам племени, случайно оставшимся в живых — группа из пяти рыбаков вернулась вечером из богатого птицей затона, где ставила ловушки на перелетных осенних уток, ничего не оставалось, как подчиниться победителям.

Бандиты начали вливаться в первобытную жизнь. Порядки, соответственно, устанавливали тоже бандитские, предпочитая самим ничего не делать и сваливать работу на оставшихся в живых мужчин племени Бобра и оставшихся семерых «мужиков», безропотно прошагавших сюда путь от Забайкалья.

Если бы не отсутствие табака и водки — такая жизнь устраивала их как нельзя более. Быстро привыкнув к насекомым в одежде, однообразному питанию, они не собирались менять ничего в своей жизни.

Одновременно с «командой» Варана, почти параллельно ему, но только южнее начали свой путь на запад и Серей Платонов с Иваном Ереминым, тоже стремясь добраться до мест, где есть люди, знакомые с металлом, с цивилизацией, наконец. Для деятельного человека, какими они и были, смысл жизни состоит в том, что бы улучшить жизнь вокруг себя и окружающих, к каковой он и стремится в меру своих возможностей. Еремину с Платоновым повезло — они обосновавшись у реки вначале наладили свой быт и жизнь в лоне дико природы, насколько это было возможно, а потом их подобрал и доставил в Аркаим проходивший через эти места караван с берега Японского (будущего) моря. К предложению наладить производство металла и поделиться знаниями караванщик отнесся прохладно, но за помощь в работе, охрану от диких животных и уход за животными, взял друзей до Города Высокого Неба, как назывался Аркаим. Зиму друзья — Платонов с Ереминым по пути крепко сдружились, провели с караваном в родных местах караванщиков, а по весне неспешно направились в более цивилизованные места, на Урал.

Наутро после возвращения я претворил свой план «лечения длинных языков». Была выбрана тропа, ведущая на возвышенность, где в нашем времени на острове стоял крест. У меня была мысль как следует замостить участок, очень уж хорошая аура там, и использовать его, к примеру для торжественных мероприятий всякого рода — племени уже пора приобретать свои традиции и ритуалы. Штрафники — Антон и Олень, вооружившись кирками и лопатами, молотками для обтесывания камней, отправились к месту трудового подвига.

Я поехал с очередной партией в сторону Золотого пляжа, где летом видели следы неизвестных, народ, оставшийся в лагере, занялся повседневными заботами. С собой я взял двоих гномов и пятерых новеньких для силового прикрытия. Так же с нами был, конечно, и Чака, проявляющий все больший интерес к рудознанию. Только оставшиеся новенькие получили, что то типа выходного для акклиматизации и приведения себя в порядок. Ими предполагалось заняться со следующего дня, когда оформятся в моей голове мысли о распределении групп в лагере, расстановка помощников, прочие оргвопросы. Прибывший народ шатался по поселку, в меру своего любопытства мешая и засовывая носы во все дырки. Старожилы в меру своей испорченности посылали их — кто пешим эротическим маршрутом, кто призывал в помощь духов и Всевышнего Творца, что бы те избавили от любознательных бездельников. В какой-то момент бездельники испарились с территории поселка, и этому в принципе, никто не придал значения. Все думали примерно так: «Славно, пошли к соседу, мне мешать не будут!».

Так и продолжалось до вечера, пока я не вернулся обратно. Приняв доклады — по необходимости, от старших групп, и разобравшись коротко с текучкой, обратил внимание на наших штрафников, скромно стоящих в сторонке от совещания — переминаясь с ноги на ногу, деятели явно хотели что-то то ли спросить, то ли сообщить. Про себя подумал — никакой пощады, пока не замостят хоть бы три метра. И объяснений слушать не буду. Антон, если не остановить его словесный понос, так как болеет словоблудием в тяжёлой форме, будет объяснять причины задержки до утра. Поманил парочку к себе.

— Ну, что?