Василий Сахаров - Тропы Трояна

Тоже самое происходило на Руси. Языческий князь Владимир Святославич взобрался на вершину властной пирамиды и провел реформу родной веры и самым главным богом русичей объявил Перуна. Это сразу же поколебало духовный баланс в стране, и единство волхвов было нарушено. После чего Владимир быстро сменил веру, и началось одно из самых кровавых событий в истории нашей страны — Крещение Руси. Тысячи и тысячи людей погибали в боях с дружинами Крестителя, и многие покидали родину и уходили в глухомань. Но, в конце концов, с христианством произошло то же самое, что и везде. Русская церковь трансформировалась и начала впитывать в себя славянское язычество. Перун стал Ильей Пророком, Велеса обозначили как Святой Власий, образы Макоши и Лады слились с Богородицей, а большинство исконно славянских праздников приурочили к языческим. Вот такой синкретизм в действии, который дополнялся низким качеством обучения священнослужителей и их ересями. Кто соль под алтарь кладет, а потом ею людей лечит и древние наговоры шепчет. Иные тайно капища посещают, кладут требы родным богам и христиане лишь по виду. Третьи молодоженов вокруг калинова куста водят. Ну, а четвертые, по сути своей, натуральные сектанты или сатанисты, которые толкуют святые писания, как им заблагорассудится. И от всего этого в головах священнослужителей муть, а в душах прихожан хаос. Однако альтернативы нет, ибо всех наиболее значимых волхвов перебили, а на языческих капищах были поставлены храмы Христовы, а человеку вера нужна, хоть и в Христа, главное, чтобы проповедовалось добро. Вот и идут славяне на поклон чужим богам, коих многие уже считают своими.

Таков расклад на середину двенадцатого века по религии на Руси, который дополняется тем, что русские епископы и низовые священнослужители не желают подчиняться Константинополю. И в этот самый момент рядом с митрополитом Климентом появляюсь я, может быть, не самый хитрый человек на земле, но понимающий, что предопределения нет, и все еще можно изменить. Каким образом? А таким, что русские епископы, подобно апостолам Петру и Павлу, должны отринуть иудейские ценности, сломать систему, найти опору в народе и доказать свое право на верховенство не силой оружия, а силой убеждения. Эту мысль я аккуратно и очень осторожно, дабы не вспугнуть, доводил до Климента, и вскоре он стал считать, что это именно его мысль.

Да, следует окончательно избавиться от иудейских обрядов. Да, необходимо остановить гонения язычников и разрешить им жить среди христиан. Да, именно в слиянии родной славянской веры и христианства спасение людей. И хотя пока это только мысли, я знал, что со временем митрополит Климент сможет ее развить, ибо церковь получит с этого немало бонусов. Во-первых, язычников не надо будет выискивать по лесам, так как они окажутся на виду. Во-вторых, отмена гонений на волхвов заставит священнослужителей более ответственно подходить к своим обязанностям, ибо они должны стать конкурентноспособными. В-третьих, это вызовет окончательный разрыв русских христиан с Константинополем и все дары, которые отсылаются ромеям, останутся на Руси, так что церковь получит серьезный доход. В-четвертых, имя митрополита Климента может войти в историю наравне с великими апостолами, которые отсекли себя от иудейства, а он отсек Русскую Церковь от иноземного влияния. В-пятых, есть реальная возможность взять язычников под свой контроль и без пролития крови влить их как составную часть в свой культ, как это не раз делалось при сыновьях Владимира Крестителя, когда на местах создавались промежуточные химеры, вроде культа Лады-Богородицы и Христа-Велеса. И в-шестых, реформа поможет очистить церковь от сатанистов и выявить скрытых двоеверов.

Это все плюсы. Но были и минусы, среди которых самые главные, возможный раскол церкви и внутренняя борьба в культе. Так что торопиться не стоило. Что такое два месяца, которые я провел в Киеве? Пшик! Реформы готовятся десятилетиями, а изменения могут длиться веками. Поэтому я митрополита не торопил, да и не стояло передо мной такой задачи, нахрапом все за один год изменить. Есть разговоры, споры с интересным и ученым человеком, думы о будущем и примеры из далекого прошлого. С этого все начинается, ведь нельзя по мановению волшебной палочки переделать сотни тысяч людей, а значит, требуется долгосрочная программа и четкое понимание того, как и что надо делать. Но кое-что стало складываться, причем Климент и я будущее Руси видели по-разному. И если в своих мечтах митрополит представлял, что в итоге Русская Церковь возвысится и сможет через таких людей как Вадим Сокол (адекватных и умных) распространить свое влияние на Венедию, то я видел все иначе. Митрополит и епископы, которые его поддерживают, могут решиться на реформу церкви, и если они сделают это, то совершат ошибку славянских язычников, которые пустили христиан в свои города. Потому что родноверы уже не уйдут и теперь не носители креста пойдут в атаку, а волхвы, ибо их поддержит народ и Аркона, уж об этом я позабочусь.

Впрочем, это все будет потом, а в настоящий момент расклады очень зыбкие и рядом постоянно крутятся шпионы ромеев и католиков, да соглядатаи великого князя. Это не дает расслабиться и мне это даже нравится. Ведовской сутью я чувствую, что кольцо врагов сжимается, и вот-вот они попытаются меня убить. И сегодня вечером, вернувшись из Святой Софии на постоялый двор, я вызвал к себе Хорояра, Поято Ратмировича, одного из его дружинников варяга Бравлина, коему вскоре предстояло возглавить нарождающуюся разведслужбу, и Торарина.

Воины вошли в мою комнатку и Поято, улыбаясь, спросил:

— Ну, как прошла очередная встреча с митрополитом?

— Как обычно, — я тоже улыбнулся. — Он уговаривал меня принять христианство, а я рассказывал ему сказку, как вся Русь замечательно заживет, если будет разрешено двоеверие и поклонение родовым богом. Присаживайтесь. Поговорим.

Мои доверенные лица присели, кто где, на лавке и табуретах, и Хорояр сказал:

— Разведчики доложили, что рядом с нашим постоялым двором кучкуются какие-то подозрительные люди. Пока их десятка два, но к ним подходят новые. По виду лесные разбойники.

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить. — Выглянув в узкое окошко, которое выходило во внутренний двор, я кивнул и, прислонившись к стене, продолжил: — Короче, други мои, предчувствие у меня недоброе, так что готовьтесь. Думаю, что сегодня нас придут убивать.

Соратники нахмурились, и вновь заговорил Поято:

— Выход в город запретить?

— Нет. Пусть все будет как всегда, а иначе спугнем убийц.

— А если они не нападут?

— Значит, меня постараются достать завтра в городе.

— Так, может, тебе временно не покидать постоялый двор?