Василий Сахаров - Тропы Трояна

Отец Иссидор отступил, а Изяслав посмотрел на солнце и мысленно произнес:

«Перун, Сварог и Велес! Помогите одолеть врага, а я вас не забуду. Знаю, что нет во мне той твердости, что была у первых Рюриковичей. Но я все равно не сдаюсь, иду по своему пути и стараюсь быть честным и справедливым, как вы и завещали нам, своим потомкам».

Одновременно с князем на небеса посмотрело не менее половины воевод, но продолжалось это недолго, так как Изяслав отдал первое распоряжение:

— Впереди пойдут угры и половина моей дружины — они слева, от Москвы-реки до дороги. А так же смоляне и северцы с черниговцами — они справа, от дороги и до Негллимны. Черные клобуки прикрывают. Остальным отрядам быть готовыми.

Расстановка сил удивила воевод, ибо они понимали, что первая атакующая волна понесет самые большие потери, а значит, великий князь пошлет в авангард тех, кого ему не жалко, например, язычников. Однако Изяслав поступил иначе, и это заставило вояк крепко призадуматься. Впрочем, великому князю никто не возразил, а он сам подумал о том, что воины из племени голядь ему еще пригодятся, когда придется выполнять свою часть договора с венедами и давать послабление родовым культам. Но мысли Изяслава остались при нем, и вскоре, выбрав удобную позицию для наблюдения за ходом боя, будущий царь стал рассматривать Москву, которая со вчерашнего вечера ничуть не изменилась. Дорога, ров, стены и на них сотни вражеских воинов, которые были готовы встретить его войско стрелами, сулицами, камнями, деревянными чурками, смолой и кипятком.

— Княже, — рядом с Изяславом остановился Ерофей, — может, поешь?

Полководец хотел ответить отказом, мол, не до того, видишь, полки выдвигаются. Но желудок требовательно заурчал, и он согласно мотнул головой:

— Давай Ерофей, только без изысков.

— Понятно, мы ведь на войне.

В голосе старого боярина, который некогда заставлял своего воспитанника, подобно степнякам, есть сырое и слегка подвяленное мясо из-под седла, как это делал князь Святослав Игоревич, была усмешка. От этого Изяславу стало как-то спокойней, и он еле заметно улыбнулся. Ерофей передал ему сверток и, поджав под себя ноги, великий князь присел на заботливо расстеленную попону. Вареная уточка, сало, лучок и хлеб. Простая и незатейливая снедь. Сильные мозолистые руки Изяслава разорвали мясо на куски и, не глядя, он стал закидывать его в рот. Ну, а глаза великого князя в это самое время наблюдали за полками.

Тысячи воинов выстроились в две штурмовые колонны. В левую вошли угры и дружинники князя. В основном бронированные сотни из лучших воинов, и на них была основная надежда. Ну, а в правую отправились те, на кого положиться можно было лишь отчасти. Черниговцы, чьи князья Давыдовичи пару раз самостоятельно замирялись с Долгоруким. Да смоляне с северцами, среди которых было немало тайных сторонников Святослава Ольговича, который некоторое время правил в их княжестве. Позади встали черные клобуки, которые были готовы засыпать стены укрепленного городка стрелами. И когда ударная группа сформировалась, великий князь взмахнул рукой. Начали!

Пропели свою протяжную песню сигнальные трубы и ударили барабаны, которые стали задавать войску великого князя шаг. Вздрогнула земля, и потекли полки в сторону убежища врагов Изяслава Мстиславича. Ну, а он продолжал завтракать и доел утку как раз в тот момент, когда начались основные действия. Со стен Москвы полетели первые стрелы, и великий князь встал. Черные клобуки, которых было почти три тысячи, ответили противнику, и на краткий миг над землей повисла тень. Снаряды с обеих сторон стали поражать людей, но атакующих было гораздо больше, и стрелы преданных Изяславу степняков заставили защитников городка спрятаться за стенами.

Залп! Другой! Третий! Тысячи белооперенных стрел летели в городок, и великий князь решил, что сильного сопротивления не будет. Однако в этой мелочи он ошибся. Лишь только его воины стали заваливать ров и вскинули штурмовые лестницы, а таран, добротное сооружение с крышей, подкатился к воротам, как сверху полетели бревна и тяжелые пеньки, а затем полилась раскаленная смола. Дикие крики искалеченных и обожженных людей доносились даже до того места, где находился великий князь, а затем, несмотря на поддержку стрелков, правая колонна стала откатываться от стен.

«Что же, это было ожидаемо», — несколько равнодушно подумал великий князь и приказал воеводам остановить беглецов и усилить их переяславцами, а сам сосредоточил свое внимание на левом фланге.

Дружинники князя, лучшие воины на Руси (великий князь по умолчанию самый богатый, сильный и уважаемый простым народом Рюрикович), а вместе с ними угры, действовали быстро и четко. Они миновали ров, и первые воины уже рубились на стенах. Правда, толком закрепиться у них пока нигде не получалось, но их напор был силен, и они не отступали. Еще немного и дружинники должны были прорваться, но их тоже требовалось поддержать, и полководец направил к ним часть киевлян.

Полки уплотнились. Ворота городка были выбиты, и напор воинов великого князя, которые быстро взяли стены, стал сильнее. Сопротивление оборонявшихся было надломлено и они стали отступать. Однако неожиданно что-то резко изменилось. Изяслав Мстиславич заметил, что его отряды, которые вроде бы уже как добились перевеса в сражении, снова стали отходить назад. Он не понимал, что происходит, и тут к нему примчался посыльный, который доложил, что Гюрги и Святослав, сидевшие в обороне, всеми своими силами, во главе белозерских латников, пошли на прорыв.

Слова гонца подтвердились. Вслед за отступающими полками великого князя из городка вылетела конница Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича, и всадники рубили бойцов Изяслава без всякой жалости. Они смяли угров и нестойких черниговцев, которые оказались перед воротами, немного запнулись на черных клобуках киевлянах, а затем, не обращая внимания на резню в городке, рванули в сторону ставки великого князя.

Бронированная конная масса в пять-шесть сотен неслась на него и будь Изяслав малоопытным военачальником, то, несомненно, растерялся бы и потерпел поражение. Однако великий князь опыт имел и сохранил самообладание. Поэтому он вовремя кинул навстречу противнику резервы и велел подать ему боевого коня, после чего, вместе со своей Старшей дружиной помчался на врагов и напрасно ближние люди пытались его остановить. Изяслав рвался в бой, и он его получил.

Удар! Безумный грохот металла. Шум. Крики и ржание лошадей. Два сильных отряда столкнулись в поле между городком и лагерем киевлян, и на какое-то время глаза Изяслава подернулись кровавой пеленой. Копья дружинников разлетались в щепки. Мечи вонзались в тела людей. Злые жеребцы кусали друг друга, а выбитые из седел всадники валились наземь, прямо под их кованые копыта. Людская кровь лилась рекой, и сам не понимая, что он кричит, великий князь рубился словно безумный. Его меч кромсал врагов и сносил головы. Он вертелся, крутился и подмечал все, что было вокруг него, но совершенно потерял счет времени. Боевое безумие захлестнуло его, и очнулся он лишь тогда, когда увидел перед собой Юрия Владимировича Долгорукого, который, несмотря на свой почтенный возраст, все еще крепко держался в седле.