СССР 2061 - СССР-2061

Макса я запомнил веселым парнем, а тут на меня смотрел серьезный взрослый мужик. Рад, говорит, тебя видеть. И улыбнулся. Прилетай, говорит, к нам. Шутит: на Марс просто так не попадешь.

В общем-то, говорить нам особо не о чем было, потому что интересы и проблемы у нас разные. Ты, говорю, не женился еще? Нет, говорит. Опять тупик. Впрочем, тягостного молчания тоже не получилось, потому что Макс начал рассказывать про какие-то странные парадоксы, темпоральные взаимодействия, и все такое. Только я его не слушал, поэтому грубо перебил:

-- Макс, как выбраться с помойки?

Он помолчал чуток, и говорит:

-- Рад за тебя!

Рано, говорю, радоваться. А он говорит, что задницу страшно отрывать от печи, но зато, если оторвешь, обратно садиться ни за что не захочешь. Пусть ты целых тридцать лет сидел, не вставая. В общем, он ждет от меня вестей. Хороших.

На дворе робот уже болтался на сверхнизких высотах, периодически натыкаясь на разные препятствия, в том числе поверхность земли. Мы еще поговорили о недостатках нынешнего алгоритма, причем эта пигалица меня просто за пояс заткнула одной своей терминологией, а ведь у меня по робототехнике была неизменная пятерка! Потом Марина Евгеньевна загнала дочь обедать, а мне говорит:

-- Что у тебя случилось?

Ну, я как на духу:

-- Я встретил женщину своей мечты.

-- Наконец-то, -- говорит. - И что ты собираешься делать?

-- Жениться, -- говорю, и мне от этого слова аж сладко стало. -- Еще: бриться, мыться, учиться. И все такое. Я сегодня обратил внимание, что в городе полно детей, и мне так захотелось, чтобы, вот, прихожу я домой, а там... или нет, сижу я на Марсе и звоню жене: как там младшенькая? А на старшего опять учительница жаловалась?

Опять я кривляюсь. Наверное, просто боюсь к себе серьезно относиться.

-- Тебе сейчас главное -- не запить, -- сказала она, -- у тебя такое состояние возбужденное. Давай тебя отправим на Новую Землю, в институт геологии? У меня там знакомый есть. Или куда хочешь?

-- Давайте, -- говорю, -- на Новую.

Подальше, а то я буду бегать к ней под окна и смертельно надоем, и еще надо подальше от родной свалки, где всегда так хочется выпить. Ну, и не только поэтому. Надо что-то делать, куда-то бежать.

И Марина Евгеньевна тут же связалась со своим знакомым, Степаном Степанычем, который на Новой Земле был далеко не последним человеком. Он меня спросил: кем хочу стать, что мне нравилось изучать в школе, и так далее.

-- По робототехнике была пятерка, и русский с литературой я любил, -- говорю. -- Только сначала мне все легко давалось, а как перестало даваться, так я и перестал учиться. Скатился на двойки, потом вообще бросил.

Честно так признался. Ну, еще сказал, что камни красивые коллекционировал в свое время, манили они меня. Степан Степаныч сказал, что всех манили. И сказал:

-- Приезжай, сделаем из тебя человека.

Потом я сходил в парикмахерскую, которая сказала мне добродушным голосом:

-- Стричь и брить?

Я кивнул, и на стене стали появляться разные прически, а я ткнул во вторую или третью, где покороче. И тогда мою голову мягко обхватили манипуляторы, и дальше я чувствовал только, что мои волосы шевелятся на голове, как от маленьких струй теплого воздуха. Через пять минут я вышел и храбро направился в стоматологию. Там я провел не менее получаса, периодически чувствуя легкие уколы боли. Потом я приоделся. Переночевал у Марины Евгеньевны. Правда, совсем не спал. На свалку я больше не возвращался.

Утром я сам поехал в аэропорт. Иду в посадочное отделение, и думаю, радостно и тревожно, что осталось триста шестьдесят четыре дня. И тут она говорит:

-- Тебя и не узнать.

И ведь слышал же я торопливые шаги сзади! Не обратил внимания.

-- Как ты меня нашла? -- спросил, а сам думаю, что, наверное, она случайно тут оказалась.

-- Связалась с социальщиками, -- говорит, -- тебя оказалось легко найти.

И улыбается. Эх, все про меня все знают. Наверное, один я такой влюбленный баран во всем многомиллионном городе.

-- Как тебя зовут-то? -- спрашиваю. Теперь как бы и не страшно, мы уже как бы и повязаны. Вроде как суженные -- это я, конечно, размечтался.

-- Светлана, -- говорит.

Точно. Я разные имена ей примеривал, а это, почему-то -- нет.

-- Я что сказать-то хотела, -- говорит, -- через год меня здесь не будет, я на практике буду, на Луне. Если все пойдет нормально.

-- Ну, значит, встретимся на Луне, -- говорю я, а сам удивляюсь своей наглости. Кто меня на Луну пустит?

Потом я ушел, а она, в свой черед, проводила меня взглядом.

В самолете толстый дядька рассказывал, что то, что раньше называлось самолетом, самолетом не являлось, потому как летало не само, а управляли им пилоты, а пароходы вот, действительно, использовали пар, но у них принцип движения был совсем не такой, как у современных межпланетных пароходов. Потом я уснул, и мне снились сны.

Меня никто не встречал. В здании управления мне сказали, что Степан Степаныч сейчас на берегу, как и всегда в это время в воскресенье. И указали направление. Я нашел его по шею в ледяной воде. То есть, там несколько голов торчало, и, видимо, одна из них была его. Меня всего трясло от этого вида, хотя я был тепло одет.

-- Здрасьте, -- закричал я, -- Степан Степаныч тут?

-- Тут! -- закричала одна из голов: -- Залазь!

Я помотал головой. Из палатки высунулась мокрая голова, с плечом и рукой, которой она призывно махала:

-- Заходи!

Я зашел. Вдоль стен висела одежда, под ней стояла обувь, а из нее торчали шерстяные носки. За мной ввалилось сразу несколько человек в трусах.

-- Здорово! - сказал Степан Степаныч, и протянул мне руку, от которой валил пар. Она было очень холодной.

-- Раздевайся, -- говорит.

-- Да, как-то... страшно, -- сказал я. -- Я ни разу...

-- Марина сказала, что ты настоящий мужик, -- говорит. -- В разведку с тобой можно, без вопросов.

Пришлось раздеться. Руки меня не слушались, но, в принципе, разоблачиться мне удалось. Я вышел босиком на лед, а сердце у меня так билось, что я боялся упасть в обморок. Я машинально стал спускаться по лесенке в прорубь, а вода была даже не холодной, а как-то своеобразно обжигала. Я вцепился в лестницу и окунулся с головой.

-- Три раза надо, -- сказал кто-то.

Три, так три, я и пять теперь могу. Но окунулся еще два раза и, не помню как, вылез из проруби. В палатке я завернулся в полотенце и мне протянули кружку с темным горячим чаем. И печенье.

-- С днем рождения, -- сказал Степан Степаныч, и еще раз пожал мне руку.

-- У меня не сегодня, -- сказал я, стуча зубами, -- у меня летом.

-- Не, -- говорит, -- ты не понял. Сегодня -- от воды и духа.

И я понял. Про воду. И про дух, но это уже гораздо позже.

25.1