Попова Александровна - Пастырь добрый

— Уж те, кому дают, на службе круглосуточно, тебе ли не знать, — заметил Курт с улыбкой. — Но мне не за это платят, хочу уточнить.

— Хорошо; за жалованье ты тянешь нервы. А жилы — бесплатно, по зову души.

— А еще люблю перечитать на досуге «Молот…» в старой редакции, — добавил Курт благодушно, понимая, что подопечный опасается навязанного ему визита и того, что может увидеть и услышать в давно покинутом им родном семействе, а посему злится на него и весь мир вокруг в его лице. — Очередной приступ желчности? Переход в острую фазу хронического человеколюбия? Или где-то здесь неподалеку монастырь, который ты себе уже присмотрел?

— Направо, — коротко отозвался Бруно, сворачивая, и разговор затих — по улочке, в чью узкую кишку с трудом втиснулись курьерские, можно было двигаться лишь гуськом, подбирая ноги, чтобы не задевать редких прохожих, косящихся на двух чужаков на явно недешевых конях и при оружии.

Бруно остановился спустя четыре поворота перед дверью приземистого, точно деревенский, домика, глядя на старую, темную, забрызганную грязью у порожка створку, словно за нею его ожидала свора адских псов, готовых порвать в клочья тело и унести душу в преисподнюю. Прождав с полминуты, Курт демонстративно вздохнул, спрыгнув наземь, и, наскоро прикрутив поводья к подпирающему дождевой скат столбику, решительно шагнул к двери; подопечный тут же рванулся, поспешно соскочив с седла, и протиснулся вперед.

— Не лезь, — осадил Бруно резко, отпихнув его локтем в сторону, и, взявшись ладонью за деревянную потертую ручку, снова надолго замер, не решаясь открыть.

— Bums! — тихо цыкнул Курт, склонившись к самому уху; подопечный дернулся, подпрыгнув, и от толчка его руки дверь приоткрылась. — Гляди-ка, незаперто, — буднично заметил он, подтолкнув помощника в спину, и тот, распахнув створку лбом, почти вбежал внутрь. — Преимущество маленьких городков. Нараспашку двери и души. Как это умиляет…

— Всё, как у всех, — тихо возразил Бруно, оставшись стоять в шаге от порога, мельком наделив своего мучителя недобрым взглядом. — Попросту кто-то есть дома.

— Правда? — уточнил Курт нарочито обрадованно и тщательно огляделся, отмечая и скрупулезно скрываемую бедность жилища, и отсутствие первейшего признака достатка — лишней мебели. — И где же этот кто-то, интересно… Добрый день, хозяева! — повысил голос Курт, и подопечный рывком обернулся к нему, глядя теперь уже почти свирепо. — Что? Не намеревался же ты стоять тут до вечера?

— Кто здесь…

Вопрос оборвался на полуслове, и он обернулся, рассматривая хозяйку жилища — длинную и тощую, словно высушенная рыбешка, с такими же напуганными глазами, и особенного сходства между этой воблой и Бруно заметно не было. Судя по лицу подопечного, видом сего продукта рыболовства он был удивлен не меньше, и теперь растерянно подбирал слова, чтобы объяснить свое вторжение; та, однако, не стала дожидаться истолкования происходящего и, попятившись, сдавленно крикнула в пространство:

— Барбара!

— Что-то не по плану? — уточнил Курт, и тот зло шикнул, не разжимая губ:

— Да всё.

Выглянувшая на зов женщина, также имевшая со стоявшим рядом человеком мало общего, оказалась полной противоположностью первой — пухлой, низкорослой и более похожей на бритую полевую мышь, лишь только с человеческим лицом, довольно миловидным, но недовольно омраченным.

— Вам кто позволил… — начала она, так же замерев на недоговоренных словах, и вдруг, оглушительно взвизгнув, бросилась вперед, отпихнув свою ошалевшую товарку с пути. — Бруно!

Курт поморщился, когда визг повторился, отдавшись в голове противным звоном, и отступил на шаг назад, едва не упершись спиною в дверь. Подопечный, похожий на каменного языческого истукана, стоял, пошатываясь под тяжестью повисшего на его шее существа, в явном восторге от нежданной встречи подергивающего в воздухе ногами в стоптанных башмачках.

— Подлец! — всхлипнуло существо, и не думая отлепиться от полузадушенного гостя. — Мерзкий, противный, гадкий мальчишка! Столько лет… Я убить тебя готова!

— Здравствуй, Барбара… — тупо проронил Бруно, и та, спрыгнув на пол, воззрилась на блудного брата со злостью.

— «Здравствуй, Барбара»?! Это все, что тебе пришло в голову сказать?! Шесть лет где-то шатался, и теперь — «здравствуй, Барбара»?!. — злость улетучилась тут же, и она отступила еще на шаг назад, глядя теперь почти с материнской нежностью. — Господи, подрос-то как — прям мужчина… — Барбара внезапно отшатнулась еще дальше, лишь сейчас заметив Курта у двери, окинув быстрым взглядом; он изобразил улыбку, и хозяйка настороженно нахмурилась. — А это кто?

— Долго рассказывать… — пробормотал Бруно невнятно. — Столько всего за это время произошло…

— Да в самом деле? — вновь с прежней строгостью оборвала та и, обернувшись к замершей на месте вобле, замахала руками. — Все в порядке, это мой младший брат, тот самый.

— Тогда я пойду, — попросила та по-прежнему испуганно и, не дождавшись ответа, исчезла за дверью; подопечный нахмурился, кивнув ей вслед:

— Чья?

— Карла.

— Судя по ее счастливому виду, женился он давненько, и у нее было время оценить, какой хороший выбор она сделала.

— Как заговорил, — фыркнула та и отошла в сторону, вновь заулыбавшись и косясь на Курта настороженно. — Что ж я это… На пороге не стойте, зайдите, сядьте; рассказывай скорей, что и как; гляди-ка, при оружии… Ты в бегах, да? К нам приходили как-то солдаты графа… не помню… Говорили, что тебя ищут, а ты…

Барбара осеклась, перехватив взгляд Курта, и поспешно захлопнула рот; он улыбнулся.

— Ничего. Я о нем все знаю, даже, наверное, чего и он о себе не знает.

— А сам ты… — она скользнула взглядом по ремню с оружием и поправилась: — Вы… кто такой?

В глазах подопечного плеснулось нечто, похожее на тихую панику пополам с мольбой; Курт припомнил, сколько сил было положено на то, чтобы вытравить из этого человека не просто нелюбовь — ненависть к Конгрегации под любой подливкой, и запоздало подумал о том, что все его окружение, в коем тот варился со дня своего рождения, наверняка об Инквизиции не лучшего мнения, нежели он сам. Подкинуть Бруно большей подлянки, чем сообщить его семье, на кого он теперь работает (и, кстати, тем запороть дело), было нельзя; однако сказаться простачком не выйдет — кому попало непозволительно расхаживать с двумя кинжалами едва короче боевого меча и с арбалетом на поясе…

— Меня зовут Курт, без «вы», — с прежним дружелюбием отозвался он. — Мы с твоим братом давние приятели, и я тот, благодаря кому никакие солдаты и даже лично графы за ним теперь не придут. Я, чтоб ты не косилась на мой арсенал, дознаватель кельнского магистрата, а Бруно, соответственно, помощник следователя. А ты, полагаю, одна из его сестер, о которых я слышал столько… гм… хорошего.