Григорий Рожков - Американец. Неравный бой

– Из всех сил, что ты и старший лейтенант Томилов повели к райцентру, осталась ровно половина. В твоем взводе выжило всего девятнадцать человек, трое в тяжелом состоянии… – У меня защемило сердце. Девятнадцать человек?.. Взвод просто перемололи! Не сберег я парней, не сберег. – Артур. Погиб Михаил Люлин.

– Что? – не сразу понял я. А потом дошло. – Как это погиб?! Вашу же мать! Как такое допустили?..

– Успокойся, лейтенант! – рявкнул подполковник и вскочил с кресла. Сделав тяжелый шаг к койке, он скалой навис надо мной. – Михаил прикрывал отход остальных твоих товарищей. И погиб как герой. Не о чем здесь сожалеть… – Слабое утешение. Один из немногих моих друзей, почти родных братьев – погиб. Как тут не сожалеть? Эх, Миша!.. – Ладно, я пойду. Ты отдыхай, поправляйся. Через несколько дней тебя перевезут в Москву.

– Товарищ подполковник. Где они? – Уверен, он знает, о ком речь. По глазам вижу – знает и ждет, когда его спрашивать будут.

– Арсентьев и Иванов – здесь, в госпитале. Ткачев и Губанов – в доме сотрудников НКВД, это совсем недалеко отсюда. Все под охраной, но не под замком. Не волнуйся, с ними все будет в порядке…

– Я хочу видеть их.

Полковник хочет поскорее свалить, но я ему не даю.

– Сейчас? Ночь на дворе, Пауэлл. Они спят, а ты их видеть хочешь? Отсыпайся, а утром я их приведу. Все, считай это приказом, – козырнул и ушел.

Утром – значит, утром! И мне не помешает поспать. Мысли побоку, воспоминания и прочие возгласы души – туда же. Сейчас важно не вникать в глубины всего того, что удалось вспомнить. Иначе хуже будет…

– Товарищ, просыпайтесь. Това-а-а-арищ… – Мягкое прикосновение и приятный женский голос медленно вытаскивают мое бренное сознание из глубин сна.

– А? Что? Время принимать снотворное?.. – Шутка спросонья – это, по-моему, весело.

– Какое снотворное? – замерла медсестра, удивленно уставившись на меня своими карими глазами. Спустя мгновение до девушки дошел смысл хохмы, и она звонко рассмеялась. – Ох, насмешили! Но шутка ваша может быть и не смешной… Кого-то ведь нужно будить, чтобы лекарства давать. Пожалеешь, дашь страдальцу поспать – а ему хуже станет, потому что режим нарушился. Вот так вот… Я ведь вам тоже лекарства принесла, режим у вас такой. – Утерла мне нос медсестра, ничего не попишешь. Она права, сон хоть и помогает, но лекарства помогают больше. Лекарства для больного – это хорошо, это спасение. А мне надо быстрее поправляться. Посему кушаем выданные таблеточки, пьем ароматные настойки и со спокойной душой продолжаем отдых.

– Спасибо, сестричка, за науку. Буду следить за своими словами. – А девушка улыбается и рукой машет, типа: «Да брось ты!» Но я запомню…

За окном уже давно светло, солнце светит откуда-то сверху, с улицы доносятся голоса, за дверьми палаты кто-то разговаривает, но негромко. Эх, опять я по госпиталям валяюсь! Нашел курортную зону, блин. Думал бы головой – может, в Мозыре сейчас был или в батальон бы уже вернулся… Ага, счаз! От списочного состава взвода меньше половины бойцов осталось. Кто-то мне быстренько восполнил потери новыми бойцами, обученными по программе рейнджеров? Ну-ну… А еще у меня теперь на плечах пятеро, ох, то есть четверо, новых попаданцев, за которых надо побороться. Пятой точкой чую, на фронт вернусь ой как не скоро!..

Ожидание обещанного утреннего визита Карпова со свитой новых попаданцев обратилось в эффектное появление совершенно неожиданного и незнакомого мне человека.

Все произошло быстро. Двери в палату распахнулись, человек в белом халате, видимо доктор, безрезультатно пытался преградить путь вихрю. Среднего роста девушка в халате, накинутом поверх военной формы, ладно сидящей на стройной спортивной фигуре, влетела в палату. Ловко подхватив стул и подставив его поближе к койке, она села. Пара внимательных карих глаз уставилась прямо на меня.

– Товарищ!..

– Товарищ военврач, не беспокойтесь. Я лишь хочу отблагодарить первого лейтенанта. – Не оглядываясь, отбрила доктора девушка. На ее лице застыла легкая, еле уловимая ухмылка удовлетворения. Она смотрит на меня, я – на нее. Так, петлицы из-под воротника халата видны – голубые с черным кантом и один эмалированный прямоугольник. Летчица, значит, да еще и целый капитан. Оп, а в дверях кто это стоит? Цебриенко и Виноградова-Волжинская собственными персонами. Секундочку, кажется, знаю, кто это сидит передо мной…

Капитан прищуривается и замирает, уловив «мысль» в моих глазах. Секунду играем в гляделки, и летчица, ехидно улыбнувшись, отводит глаза и расправляет плечи. Это движение приводит к тому, что халат распахивается, и я с нескрываемым удивлением обнаруживаю на груди девушки целый иконостас! Звезда Героя, орден Ленина, орден Красного Знамени, две Красных Звезды. Медали разные, штук пять. Значки всяческие. Ой, мама моя родная, что же за человек передо мной? И не об имени речь, а о натуре, о силе!

Доктор, из дверей наблюдавший за ходом событий, заприметил сверкающий иконостас наград и молча ретировался, позволив решительной летчице и ее напарницам пообщаться со мной.

– Ну, здравствуй, Пауэлл, – протягивает руку летчица. – Меня зовут Надежда Рузанкова.

– Здравия желаю, товарищ капитан. – М-да, мой ответ ее не удовлетворил, даже губы скривила, но руку пожала. – Мое имя вы, вижу, знаете.

– Пришла сказать спасибо за спасение моих боевых подруг, – кивает на замерших у входа девушек. – Знаю-знаю, не ты один спасал их! – Мой порыв рассказать обо всех участниках приключений прервали в зародыше. – Но ты командовал, тебе и держать ответ.

– Да чего уж там… – нерешительно отмахнулся я. – Без вашей помощи мы бы вряд ли справились с этой задачей. Если я все правильно понял, это вы управляли вторым штурмовиком в том знаменательном бою с фоккерами. И вы потом поддерживали нас с воздуха, когда за нами увязались поляки. – Капитан широко улыбнулась и ткнула меня кулаком в плечо. Мягкий удар откликнулся сотней иголок в груди. Глаза полезли на лоб, дыхание сперло, захотелось скрутиться и… и через миг все отступило. Боль как резко появилась, так и исчезла.

– Фу-у-у-ух…

– Прости, лейтенант. Виновата! – развела руками капитан. В глазах волнение, руки дрожат.

– Ничего страшного не произошло… Не беспокойтесь! Я в полном порядке. – Не хватало мне тут извинений от Героя СССР. – Честно, в рамках моего ранения – все в норме… Знаете, я не сильно удивлен вашему появлению здесь.

– Почему же? – вскинула брови Надежда.

– Товарищ Цебриенко рассказывала мне о вас. – Взгляд, брошенный в сторону Елены, мне не понравился. Капитан не поняла, к чему я веду. Срочно надо исправлять ошибку. – И я понял одну важную вещь: вы – очень ответственный человек. Не злитесь на Елену, она с душевной теплотой отзывалась о вас. – Улыбаются, уже по-другому смотрят друг на друга. – И вообще у меня самое положительное отношение к вам, товарищ капитан, и к вашим боевым подругам. Вы очень сильно помогли нам всем там, у Октябрьского. Скажу без утайки – в авиации я уважаю штурмовиков. – Льстить было ни к чему, я просто говорил правду. – Ни бомбардировщики, ни истребители не помогают пехоте так, как это делают «летающие танки» – штурмовики. Я ни в коем случае не преуменьшаю заслуг остальных сил авиации, просто говорю то, что на душе.