В. Бирюк - Косьбище

Средневековые детские общины городских воров достаточно хорошо описаны. Есть Диккенсовский «Оливер Твист», есть «Моль Флендрис». Есть Гаврош. Но это всё более поздние времена. Когда очередной социальный катаклизм в очередной стране выбрасывал в города толпы бездомных детей, и они объединялись в преступные сообщества. Иногда — с численностью измеряемой сотнями. Но — нужны большие города.

Первая волна роста средневековых городов в Европе пришлась на первую половину 14 века. И захлебнулась в середине века в ужасе «Чёрной смерти» — эпидемии чумы, уничтожившей треть населения континента. «Чёрная смерть» — это более позднее название. Современники писали: «Великое несчастье». Пушкинский «Пир во время чумы» — именно про это время. Одна из основных причин — блохи.

Вот сказал это и понимаю, что все попадуны и попаданки попадают со смеха. Вполне по-шаляпински: «Блоха? Ха-ха!». Насекомое, мелкое. Давится ногтём. Неприятно, конечно, но — не интересно: на борьбе с блохами ничего героического не построишь. Несущественная деталь средневекового образа жизни. Да, несущественная. Пока эта мелочь не перескакивает с инфицированной крысы на спящего человека. Перескакивает свободно, потому что у человека нет своей постели, он спит на улице, или у стены, или в подвале… Да хоть и в своём доме. Но там, где свободно бегают крысы.

В моей жизни была ночь, когда я проснулся и увидел крысу, сидящую на груди ребёнка. Не Чучундра на Буратино, а нормальный пасюк на груди двухлетней девочки, спавшей в своей кроватке. Моей дочери. Одно из самых… самых-самых… впечатлений в моей жизни. Сидит, наклонился вперёд, смотрит спящему ребёнку в лицо. И усами шевелит, принюхивается. А она не просыпается, только головой во сне мотает. И видно, как у неё под тонкой детской кожицей бьётся на виске жилка.

Что остановилась, красавица? Пиши, пиши слова мои. Страшно стало? И такое в моей жизни бывало. Ты, поди, и не видала как крысы по людям скачут? Как отъедают спящим носы и уши? Как вырывают куски мяса из щёк и шей? Как метят «подобия божие» мочой своей? Бог даст — и не увидишь. Ни ты, ни дети твои. Три зверя есть, что, коли нужда приходит, крыс едят во множестве и на том сил набираются. Которые страх смертный им внушить могут, коли победят сомны их бессчётные. Крокодил, волк и человек. Все три здесь, во мне. И покуда я жив — крысам по Руси вольно не бегать. Извести их не смогу, но воли вольной — не дам. Ни четвероногим, ни двуногим. Не бойся, девочка. Пиши далее.

Прошло лет двадцать. Как-то по весне приезжает дочка. Радостная такая, довольная.

– Мы сегодня у себя во дворе порядок наводили. А там от прежних жильцов мусорка неправильно поставлена была. Я там землю подняла, а под ней — крысиное гнезда. Штук двадцать. И они оттуда в россыпную.

– Испугалась?

– Нет, позвала мужа с приятелем. Они за угол встали, в засаду. Я крыс на них гоню, они их лопатой глушат и вилами накалывают. Три-четыре за раз. Крысы назад, на меня. Я на них топну — они опять за угол. Потом всех на дорожке разложили и смеёмся: «Первый раз видим как крысы на солнышке загорают». Выкопали яму, сбросили туда это всё и трактором укатали. Как в кино показывают, когда танк на окопе крутится.

– Не страшно? Не противно?

– Па, ну это же мой дом, моя земля. Зачем мне эта мерзость?

«Новое поколение выбирает «Пепси». У кого как. Моё «новое поколение» выбирает свой дом на своей земле. И чтоб никакой мерзости рядом. Без всяких мешающих делу эмоций. С радостью и азартом.

Правильно тот пасюк в кроватке унюхал: ещё одна «крысячая смерть» народилась.

А тогда… Как известно, крысы — очень хитрые животные с высокой степенью социализации. «Отличаются умом и сообразительностью». Через пару дней тёща поймала в сарае крысу. Может быть — эту же, может быть — другую. Зажала её в дверях и долго била подвернувшимся под руку поленом. Крыса орала. Громко, на всю улицу. Потом вырвалась и убежала. А ночью все крысиное семейство ушло. «Ну их, этих психов». Потом мы нашли в подвале их опустевшее гнездо.

В Средние Века только один раз, 26 июня 1284 года крысы ушли. За «пёстрым флейтистом» из Гамельна. Такая детская милая сказочка. Сказочка… В официальной хронике этого города, которая велась в магистрате, в записи о 1384 годе, среди регистрации сделок с недвижимостью и прочих городских дел, есть фраза: «Сто лет тому назад пропали наши дети».

Из других городов крыс выгнать не удавалось. Урбанизация в 14 веке состояла в наполнении существующих городов новым населением. Образ жизни — не изменялся. Тот же принцип: «как дедами-прадедами заведено». А ведь сказал же Иисус: «Не наливают молодое вино в старые мехи». Потому что и продукт, и тара будут испорчены.

Что касается такой части образа жизни как личная гигиена, то по тогдашним представлениям забота о теле полагалась греховной, а чрезмерно частое мытьё и связанное с ним созерцание собственного нагого тела — вводящим в искушение. «Здоровым телесно и в особенности молодым по возрасту следует мыться как можно реже», — предупреждал об опасности Святой Бенедикт. Святая Агнесса приняла этот совет столь близко к сердцу, что за время своей сознательной жизни не мылась ни единого раза.

Результат — сокрушительный. Треть населения — это в среднем. В Северной Италии — две трети. Для Гренландии — практически полное вымирание поселений варягов. Через 200 лет Кэббот приплыл к берегам Нью-Ньюфаундленда, Винланда из исландских саг. Его спутники отмечали белый цвет грудей местных женщин. Это всё, что осталось от Лейфа Счастливого и Эрика Рыжего.

Для России — это смерть Семеона Гордого со всем семейством. И уничтожение построенной, отлаженной системы мобилизационных мероприятий, отработанных взаимодействий между отрядами. Обученные, вооружённые, боеготовые русские рати стали рядами осевших могильных холмиков. Павших не поражаемыми бесчисленными полчищами искусных и сильных врагов, не в бою с ордами погаными, но сила русская была сокрушена, уничтожена блохой мелкой. «Куликовская битва» была отложена на поколение. И всё равно, Дмитрию Донскому пришлось ставить в первые ряды русского строя детей. Потому что обученные, боеготовые деды и прадеды этих подростков «стали землёй Русской».

Для католической Европы — это отмена моногамии и паническая папская энциклика из Авиньона со словами: «пусть каждый берёт себе столько женщин, сколько может прокормить». Каждый — из выживших.

Потом, с десятилетними интервалами, прошли ещё две волны: «Вторая чума», «Третья чума». Изменился даже генетический состав населения Европы.