В. Бирюк - Косьбище

К этому времени я уже вышел из «фокуса внимания» — посадил на своё место напротив Кудряшка Ивашку, сам ушёл в сторону, из поля зрения допрашиваемого. Когда не нужно «держать глаза собеседника» — появляется время проанализировать сказанное, заметить и понять кое-какие детали поведения и изложения.

Сейчас допрос превратился в рассказ. Полный вдохновения рассказчик излагал «случаи из жизни», в каждом пассаже самоутверждаясь в своей искусности и прозорливости. А доброжелательный и заинтересованный слушатель подавал нужные реплики, восхищённо ахал и хмыкал в подходящих местах и подталкивал описание разворачивающейся картины животрепещущими вопросами: «а дальше?», «а ты?», «а она?», «а потом?».

У боковой стенке в полутьме на полу лежала Кудряшкова баба. Похоже, мои молодцы просто завернули ей подол на голову и поверх его связали руки. Но не заткнули ни уши, ни рот. Теперь она сама прижимала связанными руками свой подол ко рту и тихонько скулила, слушая откровения своего «единственного, венчанного, суженного». Рядом с ней, на толстом полене, сидел Николай. Видимо с отвычки он намял ноги — сапоги и портянки сняты, голые ступни упёрты бабе в бок.

Ноготок подпирает стенку над сидящим на полу Кудряшком. Сухан как сел в начале на скамью у стола, так и не сдвинулся. А за дверями поварни на дворе уже глубокая ночь. Совсем темно. Совсем тихо. Или мы чего-то не слышим? Или — не слушаем?

Кудряшок — врёт. Искусно, отработано, привычно. Вор — врёт всегда. Как крыса — жрёт. Хоть в третьем тысячелетии, хоть в этой «Святой Руси». Шлюха или шлюх — аналогично. Сказать правду — стыдно, противно, невыгодно. Враньё в меру хитрости и соображалки. Точнее, Кудряшок то просто лжёт, то говорит правду, то кое-что умалчивает. Техника мне знакомая — так строятся пропагандистские кампании Си-Эн-Эн. Впрочем, не одна эта компания — врут многие. Кто врёт глупо и нагло, кто чуть умнее и мягче. У кого какая целевая аудитория. Понятно, что на «экспертов по сложным системам» в качестве основной массы слушателей-зрителей-читателей никто специально не рассчитывает. И это создавало для меня проблему. Поскольку чужая глупость тоже утомляет, то телевидение, например, я уже давно смотреть бросил: «Единожды совравший — кто тебе поверит?».

С Кудряшком общий сюжет — понятен. Но есть несколько деталей.

– Стало быть, тебе велено нас напоить и зарезать. А с этой чего? (Я кивнул в сторону голой задницы Кудряшковой жёнки)

– Дык, как получится. Хозяйка сказала: «Дуру свою — мужикам подложи. Они от этого легче пить будут». А саму… как пойдёт: надо будет — тем же напоить, обойдётся — с собой возьмём. В дороге бабёнке дело завсегда найдётся. Да и продать можно — и молодая ещё, и с брюхом небольшим. Но — уже есть. Сиськи-то вишь как набрякли. А тама как новый хозяин решит: то ли этот приплод ростить будет, то ли этот выбьет, а своё запустит.

– Слышь, Кудряшок, а чего Пердунова жёнка так на нас взъелась? (Это Ивашко уточняет меру своей ответственности) Мы ж ей вроде ничего худого? Или что я её толкнул в начале, да она на карачках по двору бегала?

– Тю! А то её Пердун не бил. А вот как боярыч твой золотишко по двору рассыпал, да мешок серебра с Велесова святилища принесённый… Опять же — гурда твоя. Вот хозяйка и порешила: всё себе взять, вас извести, заимку спалить, и со мною в дальние края податься.

Вот так-то Ванечка. Это ты себе мозги морочишь: как бы Русь от курных изб избавить, как бы сеном всю худобу на Руси обеспечить. Чтоб такое спрогрессировать, чтобы было «в человецах благорастворение». А «человецы» эти проблемы решают просто: «золотишко отобрать, головёнку оторвать, сопричастных — потравить и спалить». И это нормально — люди решают свои проблемы в рамках своих возможностей. Пятидесятипроцентная детская смертность — это проблема только для тебя. Здесь это не проблема, это нормально, обычно. Это элемент общепринятого образа жизни. «Все так живут». Даже если бы ты им о своих мечтах рассказал — покрутили бы пальцем у виска. Блаженный, убогий. А «убогие — у бога» — зачем ему богатства земные когда он — уже «у бога». Отобрать и, как заканчивались в моей России в «лихие девяностые» почти все школьные сочинения на тему «Кем я буду когда выросту»: «И фиг меня найдут». Ведь есть же простая русская народная мудрость: «Каждый — за себя. Один бог — за всех».

Очень скверно, что из некоторых «всех» я вижу не всех.

– Когда она сюда придёт?

Это я спросил. И — попал. Кудряшок дёрнулся, спрятал глаза. Потом начал врать, с чисто честным выражением лица. Называется: «на голубом глазу». Ближайший и яркий представитель — «голубой жулик Альхен». Здесь прилагательное «голубой» отражает не сексуальную ориентацию, а эмоционально-стилистические особенности поведения. Вранья.

– Дык, кто ж знает, она ж сама — хозяйка, вот скотину выгонит, мужиков на покос соберёт, бабам на усадьбе уроки раздаст и придёт, поди.

Врёт. Значит… Или мы не слышим, или не слушаем. Ёжику понятно, что беглецам уходить удобнее затемно. Можно спокойно спалить заимку: от веси огня не увидят, а дым-то при ясном дне далеко видать. Можно ускакать подальше, максимально оторваться от возможного преследования. «Перунова жёнка» должна быть где-то рядом, где-то здесь, в этом ночном лесу. И Кудряшок надеется, что она его выручит. «Надежда умирает последней». Не знаю, кто там ещё в очереди стоит, но этой — время уже пришло.

Ивашко — наетый, Николашка — разутый. Поманил Сухана и Ноготка. Вышли во двор. Постоял-послушал. Ничего. Ветерок в листве, птицы ещё не поют. Идти в темноте искать… Или у меня паранойя? Но от паранойи не умирают, умирают от её отсутствия. А баба может разобраться в ситуации, привести из веси мужиков, объяснить им картинку как ей придумается… Могут быть бифштексы. «Бифштексы» — потому что с кровью. Возможно — с нашей.

Кажется, сложилось новое правило: «Не знаешь что делать — спроси зомби». Как бы «живой мертвяк» не ответил — не обидно.

– Сухан, ты ничего не слышишь?

– Слышу.

– Что?! Где?!

– Вон в той стороне — дерева друг о друга трутся. Там вон — ветка по стволу стучит. Там…

– Стоп! Человека слышишь? Шаги, дыхание?

– Нет.

Где-то я ошибся. Может, рано ей ещё? А может они далеко отсюда встречу назначили? Или вправду — утром? Идиот! «Курица — не птица, Болгария — не заграница, женщина — не человек» — русская народная. Мудрость, факеншит!

– А бабы не слышишь?

– Есть. Там. За забором. Репу ела недоваренную — теперь пердит тихонько.

Мы стояли посреди двора и говорили, хоть и негромко, но не скрываясь. Шум веток от кинувшейся от забора в сторону леса женщины услышал даже я.

– Брать! Вязать! Живьём!

Я — не ловчий или доезжачий, не вертухай или пограничник — строить охоту, хоть на зверя, хоть на человека мне по жизни не приходилось. Пока добежали до ворот, пока обежали забор до того угла, где баба была… А в лесу-то темно. И тихо. Как-то… туда лезть… Но Сухан взял след. Чётко, как гончая — верхним чутьём. Не по траве, по земле — по воздуху.