В. Бирюк - Шантаж

Тогдашние летописцы понимают натянутость, искусственность таких мотивировок и дают более циничный вариант объяснения.

Никоновская: «Приидоша к Ростиславу послы от великого князя Изяслава Мстиславича, призывая его к себе в Киев и дая ему грады и власти»

Ипатьевская: «И прииде Ростислав к Изяславу к Киеву, поклонився ему, рече: «Отець мя переобидел и волости ми не дал…».

Короче — купили парня. Это кого купили?! Сына Долгорукого, внука Мономаха? Мономашичи чужое отбирают без проблем, но своё отдать… или самим продаться…

Оба славных предка — Мономах и Гориславич однажды продались полякам. Тем опять надо было побить немцев. И, как обычно, в Чехии. Очередной Болеслав, второй по порядковому номеру и «Смелый» по прозвищу, позвал для битья, естественно, братанов с Руси. За штуку гривен. Теми ещё, «ветхими». Войнушка была короткая, все довольно быстро помирились, собрались выплатить двоюродным братьям обещанное. И нарвались на чисто русский ответ:

— А честь? Надо «взять свою честь».

А что два короля — чешский и польский, вместе с императором германским, этот мир считают «честным» — русским княжичам глубоко плевать. Они четыре месяца вычищали и выжигали Чешские земли, пока не набрались этой «своей чести» под завязку. Потом забрали ещё и обещанную тысячу гривен и отправились разбираться домой.

Но вокруг Изи — немцы, да мадьяры, да поляки, им чешские слёзы — в радость, не — в поучение. «Прикупим Торца как деда его. Пусть он на всяких плохих «честь свою возьмёт».

Другой мотив — обида на отца. А есть ли основания? Гоша дважды ставил сына в Новгороде, посылал громить Рязань, слал городки ставить. Парень не забыт, не заброшен. А волости… На Руси «лествица» — отец в принципе не обязан, и даже не может давать сыну удел в своей земле — князей ставит Великий Князь, а не удельный. Княжество — не родовое имение, а объект управления, территориально-административная единица. Очень скоро, именно в эти несколько десятилетий Русь перейдёт от состояния — «общее имение Рюриковичей» к состоянию — «имения Рязанской (Смоленской, Волынской…) династий». Вот тогда — «да», тогда, сломав «лествицу», князья будут рассаживать сыновей своих по своим уделам.

В учебниках это называют: «феодальная раздробленность». Проще: «каждый за себя, один бог за Русь».

Но пока каждый князь идёт по «треку», по общерусской последовательности «столов». Набор, перечень этой «мебели» устанавливает только Великий Князь.

А пример полоцкой династии, которая была выбита Мономахом из Руси и возвращена его сыновьями из византийской эмиграции, а теперь старательно разваливает своё княжество непрерывными внутренними разборками с привлечением литовских дружин — ничему не учит? Они-то как раз и нарушают это правило. И как только очередной князь получает себе «волость» — начинается война. Витебск, Минск, Гродно… Став княжеским городом, город, прежде всего, разоряется братом нового князя.

Как-то странно… Можно было придумать какой-то более наглядный мотив. Типа: «батя сбрендил и на пиру копьё в меня метнул». Как царь Саул в Давида. Или, к примеру: «Напился и с лавки свалился. И этот человек собирается переправиться через Гелеспонт, а не может перелезть с одного ложа на другое!». Как Александр Македонский — своему папочке, царю македонскому Филиппу.

Личная неприязнь, угроза жизни и здоровью — это аргумент ясный и понятный. Но… С Торцом — войско. Те самые ростовцы, суздальцы, половцы, которые и сами, и отцы их служили Гоше. Дать аргументированное обоснование того, что Юрий Долгорукий пожелал смерти своему сыну… и в войске найдутся «особо ретивые», которые это пожелание таки исполнят. Не по приказу, а «исключительно из верности и преданности». Так что «ври, да знай меру» — русская народная мудрость. Вот Торец и врёт — «по-мудрому». Хотя как-то глупо получается.

Торец пришёл к Изе «к Киеву» весной 1148 года. Двоюродные братья обнялись и прослезились. Торец признал «старейшинство» Изи на всей Русской земле. Изя расчувствовался и обласкал братана. И одарил его аж 6 городами. Причём из одного из них выгнал младшего родного брата Торца. Ну просто так, для улучшения внутрисемейных отношений.

14 сентября этого 1148 года в этом городке, Городец-Остёрский, неподалёку от Киева, состоялся совет князей. «Пойдём бить Долгорукого, а то он новогородцев обижает». И Торец там был, тоже кричал: «Пойдём бить! Пойдём бить!». Кого бить-то? Родного отца с братьями? А ну как в бою сойдётесь? Рубить будешь?

Изя вежливенько отправляет высокопоставленного перебежчика на запад, на Волынь. «А ты иди в Бужск, пострези оттоле Киевскую земли, и буди тамо, дондеже схожу на отца твоего, мир ли с ним возьму, или како с ним ся ни управлю».

Красота! Сиди себе спокойненько. Не надо голову свою подставлять, не надо натравливать своих гридней-суздальцев на таких же гридней, но отцовских, не надо сходиться в рубке с родственниками-половцами. Государь благоволит и доверяет защиту рубежей земли русской.

Это — по легенде. А по заданию — провал. Такая возможность… Изя сам лезет в ловушку. В походе, в бою наверняка бы подвернулся случай… На своей-то земле, где эти южане как слепые… Но Изя с Ростиком выжигают крестьянские веси на Верхней Волге, а Торец сидит в середине Волынской земли под присмотром «доброжелателей». «Усиленный надзор».

Торец — не усидел, «доброжелатели» — донесли. Торец связался с берендеями — ещё одним кочевым племенем, осевшем на Роси. Пожалуй, из всего тамошнего зверинца берендеи были самыми продажными. Именно их чаще всего упоминает летопись в контексте: «и тут берендеи перешли на сторону врага». С этими-то, наверное бы, получилось — серебра у Торца хватало. Понятно, что с шести городков многого за полгода не соберёшь, но он же не просто так… «воспылал и побежал». Я же говорю: операция серьёзно готовилась.

Но Торец связался ещё и с киевлянами. Типовая ошибка начинающих заговорщиков: «пусть нас будет много!». Говорил же Ленин: «пусть лучше 10 делающих останутся формально вне партии, чем один болтающий — в». Ленина на них не было.

Торца вызвали на беседу. На остров посреди Днепра напротив Выдубицкого монастыря под Киевом. «По возвращении из похода бояре донесли Великому Князю, что якобы Ростислав Юрьевич подговаривает против Великого Князя киевлян и берендеев и хочет захватить семью и имущество последнего. Великий Князь поверил доносу, несмотря на отрицание Ростиславом своей вины и требование последнего очной ставки с обвинителем, заковал его дружину и отправил его к отцу, посадив на барку с 4-мя отроками и отняв у него имение».