Жан-Анри Руа - Битва при Пуатье

Тем не менее Византия не использовала своего шанса. Она слишком давно не знала покоя даже на море, там, где ее первенство было общепризнанным. Дело в том, что арабы обзавелись флотом, в пробных ударах которого уже чувствовалась рука мастера. В 649 г. арабская эскадра заняла Кипр, в 654 г. разграбила Родос, в 655 г. нанесла греческим эскадрам, находившимся под личным командованием императора Константа II, достопамятное поражение у берегов Ликии. Кроме того, Констант II совершил оплошность, не воспользовавшись смертью Григория, чтобы восстановить свою власть над Африкой. Объявив в своем эдикте жесткие санкции против всех тех, кто не будет хранить верность древним символам, он окончательно оттолкнул от себя ортодоксальных христиан Африки, так что узурпатор, Геннадий, мог в течение нескольких лет сохранять независимость своего княжества, не стесняясь заключать союзы с мусульманами в ходе борьбы со своим соперником, которого поддерживал император. Когда же, наконец, этот последний снова сделался хозяином византийских владений в Северной Африке, в его руках оказались лишь клочки экзархата, и ему даже пришлось отказаться от крепостей первой линии обороны и ограничиться защитой одного Центрального Туниса. [117]

Когда в 660 г., несмотря на все свои военные победы, Али, менее удачливый в дипломатии, чем на войне, позволил сместить себя Муавии, ловкому наместнику Сирии, который, в свою очередь, объявил себя халифом, основав династию Омейядов, у него оставалось немало возможностей победить и насадить свою власть, а исламу еще предстояло пережить долгие годы нескончаемой борьбы. Однако, претерпев решительное видоизменение, ислам все же встал на путь к новому равновесию. Первые халифы желали быть продолжателями Мухаммеда, в управлении они опирались на его соратников и правоверных, на Медину, Мекку, Аравию и кочевников Муавия помнил о том, что он является наместником Сирии и именно сирийцам обязан своим халифатом. Отныне центром мусульманского мира сделался Дамаск, а священные города, откуда прозвучала проповедь, тщетно бунтовали, желая сохранить свое первенство Муавия пользовался поддержкой арабов племени калб, из которого он выбрал себе жену, однако они считали себя выходцами из Йемена и противостояли племени кайс, которое связывало себя с севером и центральной частью полуострова. Управленческий аппарат оставался византийским, и халиф сохранил императорскую канцелярию, диван [118]состоял из сирийцев, еще остававшихся по большей части христианами, они же занимали высшие государственные посты. В официальных регистрах по-прежнему употреблялся исключительно греческий язык, в ожидании того момента, когда, как мы уже видели, обратившиеся в ислам греки подарят арабам их диакритические знаки, синтаксис и грамматику. Деньги по-прежнему несли на себе изображение византийского креста. [119]Наконец, проявив большую изобретательность, Муавия вынудил досрочно выбрать ему преемника еще при жизни, им стал один из его сыновей, тем самым он установил принцип наследственной власти, который часто оспаривался, но на протяжении первого двадцатипятилетнего периода принес бразды правления его прямым потомкам, а затем боковой ветви. Таким образом, повелитель правоверных стал арабским царем, василевсом, очень похожим на того, которого он заменил в этой византийской провинции.

К – А Жюлиан полагает, что все написанное арабскими историками о нападениях на берберов между 660 и 663 гг. следует воспринимать с осторожностью. [120]В 665 г Муавия ибн Худайдж, старый вождь омейядской партии Египта, получил от халифа приказ вторгнуться в Бизацену. Он разбил византийскую армию, высадившуюся в Хадрумете, и завладел крепостью Джалула, что, должно быть, выглядело как чудо, так как арабские историки выдумывают, что либо крепостная стена неожиданно рухнула в тот момент, когда обескураженные арабы уже готовы были снять осаду, либо Бог открыл город, «не послав на штурм ни лошадей, ни людей». [121]Во всяком случае, добыча была большой. Однако следовало дождаться Окбы, чтобы увидеть его блестящие набеги, закончившиеся окончательным завоеванием страны. В 670 г. он остановился в сердце Бизацены в полупустынной долине, которую предание рисует нам полной кустов и ползучих растений, служивших убежищем хищным животным и совам. Он вскричал громким голосом: «Обитатели этой долины! Удалитесь, и да сделает вас Аллах милосердными! Мы собираемся здесь остаться!». Он повторял это объявление три дня подряд, и все дикие животные покинули это место, так что в течение следующих сорока лет: «в Ифрикии нельзя было встретить ни змеи, ни скорпиона, даже если бы кто-то предложил тысячу динаров за поимку хотя бы одного», [122]затем он изгнал с этой территории населявших ее людей, разделил ее на наделы, призвал туда жителей города, ранее построенного Муавией ибн Худаиджем, и, воткнув в землю свое копье, воскликнул: «Вот ваш кайруван!». Жюлиен сообщает о том, что, согласно традиции Ан-Нувайри, Окба объявил: «Я собираюсь построить город, который будет служить плацдармом (Кайруван) ислама до конца времен». [123]Мы не находим этой фразы в издании Слейна, где нас, напротив, поражает настойчивость, с которой он подчеркивает не военное, а религиозное предназначение города. По этой версии, первой там была построена мечеть, а когда возникло разногласие по поводу киблы (направления молитвы), воткнутое в землю копье указало правильную ориентацию. Как бы то ни было, хотя некоторые арабские историки упорно воспевают прежде всего религиозную и интеллектуальную столицу, которой Кайруван стал гораздо позже, в то время как другие держат в уме образ крепости и пакгауза, которым он, вероятнее всего, был первоначально, все они прекрасно понимают значение его основания.

Как и в случае предыдущих завоеваний, здесь мы встречаемся одновременно с недоверчивостью арабов по отношению к построенным до них городам и с их стремлением селиться общиной, которая может быстро мобилизовать свои силы, либо для обороны, либо для нападения. Кайруван охранял маршрут из Египта от византийцев и был построен напротив Авреса для защиты берберов, которые стали его самыми непримиримыми противниками. Тем не менее Ифрикия не сделалась самостоятельной провинцией и сохранила зависимость от Египта. По неясным причинам Окба неожиданно был снят со своего поста и попал в такую опалу, что его преемник Абу'ль-Мухаджир, раб или вольноотпущенник наместника Египта, которого последний назначил повелителем Ифрикии, заковал его в цепи и, согласно Ан-Нувайри, грозился уничтожить Кайруван и основать на его месте свой город. Предотвратило эту катастрофу вмешательство самого халифа. [124]На самом деле, политика Абу'ль-Мухаджира, состоявшая в переговорах с берберскими племенами с целью заручиться их поддержкой против Византии, Жюлиану [125]представляется, в конечном счете, такой же плодотворной, как и гораздо более жесткие действия его предшественника. Впрочем, она не исключала военных побед, поскольку именно Абу'ль-Мухаджир взял в плен знаменитого Кусайлу, князя Аураба. По смерти Муавии, его сыну Йазиду нелегко досталось его наследство, халифат, потому что ему, как и его преемникам, пришлось бороться с противниками, провозгласившими себя халифами, которых поддерживала Медина. Однако он восстановил Окбу на его командном посту, и тот без промедления предпринял масштабный поход на Магриб, относительно которого некоторые полагают, [126]что его реальность вызывает сомнения, столькими чудесными элементами расцветила его традиция, сделав его менее правдоподобным. Окба влачит за собой Абу'ль-Мухаджира и Кусайлу в оковах, освобождает крепости к северу от Авреса, сминает туземные войска, пользующиеся поддержкой греческих элементов, обозначенных в текстах как «руми», в Багхаи, Ламбезе, затем в Тиарете и, быть может, даже в Танжере, где, по версии Ан-Нувайри, он встречает руми по имени Юлиан, которого расспрашивает относительно Испанского моря, и, узнав о том, что оно хорошо охраняется, говорит: «Укажи мне, где найти вождей Рума и берберов». – «Что касается Рума, – отвечал Юлиан, – ты оставил их позади, перед тобой – берберы со своей конницей, сколько их – одному Богу известно». Они останавливаются в Суз-эль-Адне, и грек уточняет, что это люди, не имеющие религии, пожирающие трупы и пьющие кровь своего скота, которые не верят в Бога и даже ничего о нем не знают. [127]Невзирая на эти не слишком обнадеживающие предостережения, Окба вторгается на юг, совершает массовое избиение берберов, захватывает несколько красивых женщин, которых можно дорого продать. Наконец, он достигает Атлантического океана и выезжает в воду по грудь лошади Затем он воздевает руку и восклицает: «Господь! Если это море не остановит меня, я пойду в дальние страны и в царство Зу-ль-Карнайна, [128]сражаясь за твою религию и убивая тех, кто не уверует в тебя или будет чтить других, отличных от тебя богов». [129]Абд аль-Хакам изображает нам его в этой же ситуации, но вкладывает в его уста более простую речь: «Аллах! Клянусь тебе перед свидетелями, я не могу идти дальше, но если ты найдешь для меня дорогу, я продолжу свой путь». [130]