Жан-Анри Руа - Битва при Пуатье

Это пестрое воинство было описано арабскими историками, которые уверяют, что армия Карла состояла из людей, говоривших на разных языках, тогда как Аноним, рассказывая о них, обозначает их общим термином «европейцы». Лишь Дом де Вик и Дом Весетт утверждают, что в составе этой армии были исключительно франки и бургунды без всякой поддержки со стороны германцев.

В этот самый момент, когда обе армии находятся в боевом порядке, стоит ли нам следовать Полю-Эмилю де Верону, изображающему, как Карл и Абд-ар-Рахман обращаются к своим воинам с пространными речами в соответствии с традицией Тита Ливия в самом чистом виде, и нужно ли верить Бернару де Жирару, который приписывает Карлу Мартеллу вот такое воззвание: «Неверные встретят людей Франции, которые подвергнут их испытанию. Бог поможет им и воспретит им раздоры. Оправдайте же это доброе мнение».

Есть и менее сомнительное предположение, пусть оно и не строится на каком-то определенном основании; оно позволяет допустить, что, согласно кораническому закону, Абд-ар-Рахман начал с того, что предупредил людей, которых собирался атаковать, предложив им принять религию Пророка или заплатить дань. Слова Мухаммеда категоричны: «Призови их на путь твоего Господа умело, благоразумно, кроткими и убедительными увещаниями».

Но сделал ли это благочестивый Абд-ар-Рахман?

«Бодро сражаясь, северные народы, не уступая и оставаясь недвижными, как ледяная стена, убивали арабов ударами своих мечей».

Нельзя отрицать, что инициатива первой атаки принадлежала Абд-ар-Рахману, и не менее определенным представляется то, что франкская армия выдержала это нападение, не дрогнув. Сражение длилось до самой ночи, но к которому часу следует отнести его начало? Можно допустить, что с момента восхода солнца прошло достаточно продолжительное время, необходимое для построения, предшествовавшего сражению. Тогда можно предположить, что было около полудня, и это полностью отвечает исторической логике. Мухаммед внушил своим последователям принцип: избегать битв до аль-зора, [180] второй дневной молитвы, которой завершается утро. Его тактическим планом было: до вечера удерживать равновесие в битве, чтобы затем возобновить сражение со свежими частями, до того сохранявшимися в резерве, и в результате ошеломить неприятеля мощной заключительной атакой. Или же, на случай поражения, чтобы бегство происходило под покровом ночи.

Можно утверждать с полной уверенностью, что, как только полуденная молитва была завершена (аль-зор), арабы начали генеральное наступление с криком: «Ахадум, ахадум!» (нет Бога, кроме единственного), для разнообразия иногда заменяя его другим военным кличем: «Аллах акбар!» (Аллах велик!) Это был стремительный бросок на ряды франков, призванный разъединить их с тем, чтобы потом, по выражению кавалеристов, «дробить щебень». Неистовый и яростный натиск, можно не сомневаться. Повторим еще одно высказывание Жуанвиля: «велик был грохот, ужасен шум». Нужно представить себе эту массу исступленных всадников, которые с воплями устремляются на врага. Эти воины исполнены отваги, одушевления и презрения к смерти, ища в упоении битвы предощущения наслаждений Рая, этого сада на седьмом небе. «Рай перед вами, позади – Ад»: суеверное исступление влечет мусульман в самое жаркое место рукопашной схватки. Не все ли равно, сколько человек погибнет, и людские потери в этой армии ужасны.

Бросая вызов таким образом, арабы попытались применить против франков свою испытанную тактику – устрашить врага, раздробить его этим таранным ударом и свести общую атаку к многочисленным поединкам. На этой второй стадии единоборства для сарацина дело заключается в том, чтобы напасть на группу, осыпав ее в упор градом стрел, а затем очень быстро отступить, увлекая в погоню за собой более тяжелого всадника, к которому араб скоро возвращается и сражается, пользуясь преимуществом. Итак, нападение и бегство, призванные распылить силы противника и вызвать у него смятение. Этот своеобразный боевой дух у арабов в крови и отвечает их приемам верховой езды и ловкости лошадей. Тактика отлива и прилива, в основе которой подвижность и скорость, атака и притворное отступление.

Армия Карла Мартелла противостояла этому первому сокрушительному удару, недвижная, как ледяная стена. Европейские воины, закаленные двадцатью годами беспрерывных войн, не поддавались страху и сохраняли стойкость под градом мусульманских стрел. Сарацинское полчище разбилось об их стену. Тщетно мавры пытались посеять смятение среди тяжеловооруженных франков, которым, по-видимому, способствовала еще и излюбленная у германцев диспозиция битвы. Тацит писал, что обычно каждый отряд выстраивался в форме треугольника и соединялся с другими так, чтобы образовать общий угол, cuneus.

Таким образом, войско Карла противопоставило врагам фронт, ощетинившийся железом, из-за которого, напоминая глухой рев, раздавался крик воинов, усиленный эхом от их полых щитов. И ужасная секира поднималась, чтобы обрушить на нападающих страшные удары.

Арабы неустанно появлялись и исчезали, перестраивались и бежали, чтобы снова возвратиться. Их конница стремилась любой ценой вклиниться между франкскими линиями, изматывая их своими ударами, затем, по-видимому, отказывалась от этого намерения и скрывалась из виду, чтобы появиться снова с еще большей силой.

Таким образом, в свете военного искусства арабов и франков, рассказ Анонима о начальной фазе битвы при своей удивительной лаконичности выглядит неопровержимой истиной или, по крайней мере, правдоподобен.

«…Но когда сильные своей телесной мощью люди Австрии (Австразии) с нацеленным в сердце железным оружием в руках нашли короля и убили его, ночь положила конец битве…»

Вероятно, что этот второй этап битвы был отмечен истощением сил у арабов и растущей уверенностью у их противников. Арабы были разочарованы, даже в смятении, очутившись перед лицом неприятеля, который, казалось, отказывал им в том, что они считали «типичной» битвой. К тому же франки плохо понимали врага, который отступает и бежит; может быть, они даже его недооценивали. Так что австразийские всадники вышли из состояния бездействия и, оставив оборонительную тактику, в свою очередь, начали атаку. Тяжелые эскадроны Карла пришли в движение. Для араба абсолютно не могло быть и речи о том, чтобы ждать удара. Он избегал контакта, он размыкал строй и продолжал свою тактику поддразнивания одиночными выпадами. Тогда, скорее всего, этот бой был напряженным и торжественным, а чаша весов склонялась то на одну, то на другую сторону, участвовавшую в битве. Впечатляющее описание Г. Пертца, возможно, не так уж абсурдно, хотя и страдает преувеличением: