Юлия Федотова - Опасная колея

А посему, мы настоятельно не рекомендуем заниматься добычей Столетней земли персонам, имеющим уровень магического мастерства ниже гроссмейстерского, а также не приобретшим опыт противостояния морокам в предприятиях подобных по сути, но менее опасных (к примеру, по добыче папоротникового цвета либо архилин-травы). Если же потребность в данной субстанции велика, а должной практики не имеется, советуем вести добычу в самых малых из пригодных поселений, и выходить на сборы не ранее пятой ночи. Слабую колдовскую мощь добытой таким образом субстанции вы сможете компенсировать за счёт увеличения её количества.

Тому же, кто производит сбор максимально мощной субстанции (столичный город, первая ночь расчётного срока), в целях личной безопасности категорически не следует стремиться изъять весь накопленный запас целиком . («Та-ак! Похоже, наш случай!») Ведь даже если сборщик выдержит долгие и страшные атаки нежити («Понуров с Контоккайненом выдержали. Значит, в самом деле, были сильными магами, что бы про них теперь ни толковали») , он непременно станет мишенью для обобранных им соперников. (Ну, точно, наш случай! И Ворон о том же говорил: пожадничали, вот и поплатились.) Разумнее всего ограничится необходимым минимумом субстанции с тем, чтобы сократить время сбора и воздействия мороков соответственно, а также уменьшить риск быть ограбленным при отходе. (Интересно, как злоумышленник узнает, сколько земли несёт сборщик, есть смысл его грабить, или нет? Может, по силе магических эманаций определит? Скорее всего…) Каковой отход следует осуществлять медленным и размеренным шагом, не оглядываясь и не срываясь на бег, держа наготове оружие.

Обработка Столетней земли сводится к просеиванию с целью отделения от упомянутого помёта, каменной крошки и пр. загрязняющих веществ (с предварительным просушиванием и оттаиванием в случае необходимости.)

Хранение осуществляется в плотно укупоренной таре тёмного стекла, в магически охраняемых помещениях. Срок хранения без ослабления мощи — столетие с момента добычи, затем субстанция моментально и полностью утрачивает чудесные свойства.

Змеиная кожа …

Ох! Роман Григорьевич шумно, с отвращением захлопнул книгу — она его утомила своим издевательски-корявым слогом. Потом любопытство взяло верх над раздражением, и он бегло просмотрел оглавление до конца — вдруг пригодится на будущее? Золототысячник… Индрик-зверя вынутый след, Истод, Киноварь красная, Конопля, Костромы пепел, Крапива, Кровь — девственницы, — дракона (см. «Драконья кровь»), — порченая, — чёрная, Кожа лягушачья, Куриный бог… Мандрагоры корень, Мята, Мышьяк, Навья кость, Нечуй-ветер трава… Норичник, Одолень-трава… Осина, Папоротник (цвет), Паутина, Плакун-трава, Полынь чёрная, Помёт крысиный, Прикрыш-трава, Прах — отцеубийцы, — упыриный, — царский… Разрыв-трава, Рута… Серебро самородное, Слезы — гамаюн-птицы (см. Гамаюн-птицы слеза) девичьи, — младенческие, — русалочьи, — феникса, Спорынья, Стрелолист… Татарник… Хмель, Хрусталь горный…Чеснок, Шлемник… Яйцо — петуха чёрного семилетнего, — скарабеи, — ящера…

Да, занятная книга, хоть и написана мудрёно! «Окажусь ведьмаком — надо будет изучить подробнее» — сказал себе Ивенский, и, наступив на горло собственным моральным принципам («Я же не из праздного любопытства, мне по должности положено»), взялся-таки за чужой дневник.

Это чтение тоже оказалось не из лёгких. Почерк у покойного господина Понурова был совершенно невозможным — вроде бы, аккуратный, строчки ровные, все буковки тщательно выписаны, но такие уж они затейливые, украшенные завитушками и изящными росчерками, что разобрать трудно, где какая, кажется, будто не привычную латиницу читаешь, а арабскую вязь. Кроме того, очень уж он любил философствовать на отвлечённые темы: о государстве и обществе, о дурных нравах современной молодёжи, о пагубных тенденциях современной магии, и прочее, и прочее в таком духе. Роман Григорьевич ещё сильнее утомился, продираясь через дебри его резонёрских рассуждений и мрачных умозаключений, сводившихся к одному: жизнь в наше время уж не та, что прежде, и мир неуклонно катится к скорому своему концу. Однако, столь мрачные перспективы отчего-то не мешали ему трепетно заботиться приращении собственного благосостояния и строить далеко идущие планы (сбыться каковым было, увы, не суждено).

«12 мая, четверг. — Роман Григорьевич рассудил, что фундаменты под будущие строения обычно закладывают по теплу, поэтому начал читать с весны. — Погоды с утра стоят ясныя, однако же, к вечеру не миновать грозы, ибо душно не в меру, и хрустальный шар отпотевает каплями. Нынче уж не принято гадать на шарах, ни у нас, ни в Европах, а я мыслю так: прежде, чем отрекаться от старого, следует найти оному достойную замену. Хрустальная же пирамида, насаждаемая ныне с высоких трибун, отнюдь таковой не является. Возможно, сферическая поверхность даёт больше пространственно-временных искажений и усложняет трактовку образов, зато позволяет зрить вглубь грядущего события, тогда как прочитанное на гранях пирамиды плоско, поверхностно и примитивно. Гадание на пирамидах, несомненно, привлекательно для представителей недалёкой современной молодёжи, не желающих утруждать себя умственной работой. Но мы, маги старой школы, не должны опускаться до их уровня и идти на поводу модных тенденций. Лично я остаюсь неизменно верен проверенной веками хрустальной сфере, и всякий раз, когда я вижу пирамиду в руках своих молодых коллег, сердце моё переполняет печаль, и из груди так и рвётся горестный крик: «О, Мир, куда же ты катишься?!»

С утра вёл приём. Клиентов было достаточно, но всё больше по дамским вопросам. На выручку пожаловаться не могу, однако, пищи для ума никакой. Отчего это нынешние дамы разучились самостоятельно привлекать женихов? — невольно задаёшься вопросом. Не оттого ли, что…

Ивенский перевернул сразу несколько страниц. Читать про дам и их женихов он был решительно не в состоянии.

20 мая, пятница.

Нынче постный день по византийской вере, да и по римской, сдаётся, тоже — мясное есть нельзя, токмо рыбное. Определённо, староверам живётся вольготнее — кланяются своему Перуну с Ярилой и едят всё подряд. Ах, Русь, Русь, сколь же падка ты до всего чужеземного! Богов исконных, родных — и тех променяла на веру заморскую! Вот и ходи теперь по пятницам голодная — будет тебе урок!

А сам я отобедал знатно, в доме графа Замалинского, куда был приглашён с целью выдворения призрака его покойного деда. Жена графа, имя запамятовал, принесла по осени первенца, вот и опасается, не перепугал бы предок младенчика, как начнёт тот в разум входить. А я рассуждаю так: каким же вырастет новое поколение, если мы станем оберегать его даже от самых малых переживаний и тревог? Впрочем, смотри графиня на вещи моими глазами — не едать бы мне сегодня знатного волжского осетра, пирогов со щавелем и прочих разносолов, коими богаты семейные дома, в отличие от наших холостяцких пристанищ… Да, ловка наша аристократия — и бога чтит, и себя при том умеет не обидеть!