Валерий Большаков - Агент

Спасибо, конечно, Верховному Правителю, возвёл его Корнилов в главноначальствующие. А толку? Как тут прикажете «главноначальствовать» — без опоры? Молодец Марушевский — сколотил-таки армию, и погранстражу выставил, и красной сволочи в тылу пострелял довольно. Но, не дай бог, уйдут союзники, и что тогда делать генерал-губернатору Северной области? Проситься на борт английского крейсера? Спасите, дескать, белые души от красных бесов?

Миллер сломал папиросу и отбросил её с раздражением. С комиссарами у него давние счёты. Ещё в апреле семнадцатого его, боевого генерала, арестовала солдатня — за то, что приказал чинам своего корпуса снять красные банты. Тогдашнее ранение зажило уже, а душу всё язвит…

В тамбур выглянул унтер Курилло. Вытянувшись по струнке, он отдал честь и доложил:

— Ваше превосходительство, к Тайболе подъезжаем!

— Спасибо, братец, — поблагодарил Миллер и вздохнул.

Курилло помялся, не зная, говорить или нет, и сказал-таки:

— Да вы не волнуйтеся, ваше превосходительство, всё будет хорошо!

— Дай-то Бог, — снова вздохнул генерал-губернатор, — дай-то Бог…

Сдержанная красота севера трогала Миллера, он быстро постигал прелесть Заполярья. Такой потрясающей чистоты и свежести не встретишь ни на каком юге. В Румынии, во Франции и Македонии, везде, где воевал генерал-лейтенант, не бывало такой прозрачной воды в реках, такой глубокой тишины, ощущения вечности и покоя. Недаром божьи люди издревле ставили монастыри средь здешних скал, вод и сосен.

Как роскошно озеро Имандра! До чего величава Онега! И как же неприятен, как отвратен Романов-на-Мурмане, портовый городишко, впопыхах отстроенный на восточном берегу Кольского залива. Он словно отхожее место средь белейших снегов. Хотя… Уж как мерзки младенцы — сморщенные, красные, корчащиеся в кровавой слизи… А вырастают в красавиц.

Поезд приближался к концу пути, и генлейт сумрачно глядел на открывавшийся ему пейзаж — убогие каркасные дома, бараки и вагончики, бревенчатые избы и бесконечные склады, путаницу рельсовых путей и колючую проволоку, заткавшую концлагерь. На горе возносилась деревянная церквушка, ниже, у Семёновой бухты, клонились подъёмные краны, а на рейде подымливали сизые крейсера Антанты — «Глория», «Кокрен», «Юпитер», «Адмирал Ооб»… У причалов тулились русские эсминцы «Бесшумный», «Бесстрашный», «Капитан Юрасовский» — вот и вся флотилия. Линкор «Чесма» не в счёт — это старьё, выкупленное у япошек [53] Эскадренный броненосец «Полтава», принимавший участие в обороне Порт-Артура, был потоплен японцами, а затем поднят ими же и введён в строй императорского флота под названием «Танго» (один из районов Киото). В 1916-м Россия выкупила корабль, перекрестила в линкор «Чесму», да и отправила в Романов-на-Мурмане для пополнения флотилии Северного Ледовитого океана. и остро нуждавшееся в срочном ремонте, вконец сгубили «революционные матросы» — разграбили подчистую, даже пушки сменяли на самогон. «Зато какой высококачественный лом получился!» — невесело шутил полковник Сергей Констанди.

А немецкие подлодки то и дело беспокоили мурманчан, шакалили в море, топили пароходы. Эсминцы гонялись за ними, одну даже потопили у Кильдина, но что проку отмахиваться от ос? Надо гнездо жечь! База у «немаков» на Лафонтенах, недалече, но кто выйдет грозить супостату? Союзники? «Да ни в жисть!», как говорит Курилло…

Миллер перевёл взгляд на Кольский залив — пусть глаза отдохнут от созерцания земных безобразий. Западный берег фиорда был пологим, скатывая склоны безлесых сопок к холодным водам, а вверху, в индиговом небе, кружились чайки. Картинка!

На вокзале главноначальствующего встречал адъютант Марушевского, князь Гагарин.

— Здравия желаю, ваше превосходительство! — молодцевато козырнул он. — Владимир Владимирович в Александровск отъехал, а флотские передали: «Подкрепление идёт!» [54] Ещё в 1915-м был протянут подводный кабель из Лондона в Александровск, так что обо всех новостях можно было узнать напрямую.

— Вы не ошиблись, князь? — встрепенулся генлейт.

— Никак нет! Эскадра Черноморского флота на подходе!

Волнуясь и надеясь, сомневаясь и коря себя за неверие, Евгений Карлович поспешил в порт. Басовитые гудки входившей в залив эскадры застали его на полдороге. Генерал замер на скалистом склоне.

С севера приближался огромный линкор «Генерал Алексеев» — бывший «Эджинкорт». Его сопровождали ещё два сизых гиганта — «Императрица Екатерина Великая» и «Севастополь». Пассажирские пароходы «Царь» и «Царица» следовали под их охраной.

«В кои-то веки, — вертелось у Миллера в голове, — в кои-то веки…»

Носовая орудийная башня на «Генерале Алексееве» плавно развернулась, и оба орудия дали залп. Гром салюта прокатился по фиорду, заметался между скал. Взвыли сирены субмарин в порту, горнисты сыграли «Захождение», флаги на кораблях Антанты приспустились в знак почтительного приветствия.

— Марковцы, ваше превосходительство! — возопил князь Гагарин, словно возвращаясь к летам кавалергардской юности. — Марковцы!

На мачте «Царицы», пониже военно-морского Андреевского флага, реял подобный ему, с белым косым крестом на чёрном фоне — стяг Марковской дивизии.

По-над заливом разнёсся грохот — салютовали «Глория», французский «Адмирал Ооб» и крейсер «Олимпия», дошедший сюда из САСШ. [55] САСШ — Северо-Американские Соединённые Штаты, тогдашнее название США.

А Евгению Карловичу будто бы и задышалось легче, вольней, радостней. Гордость за свой флаг, давно притупленная и оплёванная чернью, поднялась в нём, заиграла, резанула глаза жгучей влагой. Сняв фуражку, главнамур осенил себя крестным знамением:

— Боже, спаси и сохрани Россию!

Штаб 1-й Революционной армии располагался на станции Инза, где Казанская железная дорога разветвлялась, уходя на Симбирск и Сызрань. Пристанционный посёлок был убог и уныл — несколько домов, старая кирпичная казарма да десятка два дощатых бараков питательного пункта, выстроенного для проходящих воинских эшелонов. А кругом степь да степь…

Штабной поезд командарма 1 [56] То есть командующего 1-й армией. Тухачевского не впечатлял — после грозного «Предреввоенсовета» любой состав казался Авинову обшарпанным и мелким.