Дмитрий Полковников - Опытный кролик

Словно помогая комбату, в небе ударила шальная пулеметная очередь [458].

— Воздух! — проорал наблюдатель.

Ненашев буквально вбил бригадира в «сквозняк» дота. Как-то не геройски, телом. Не он один. На рефлексах в окопы и траншеи попрыгали все, но бойцы пулеметного батальона быстрее.

На немецкую сторону со снижением уходил небольшой самолет с неубирающимися шасси, а преследовавшие его истребители разворачивались обратно.

«Хеншель-126», машинально определил Панов.

Ох, увидит Ненашев одного интеллигентного типа в круглых очках, сразу попросит сменить вывеску. Дабы не путали после близорукие люди аббревиатуры НКВД и НКИД.

Десятого июня сорокового года по линии Комиссариата иностранных дел СССР подписал с Германией конвенцию по решению пограничных конфликтов.

Пограничники строго соблюдали международный договор с пока еще дружественным соседом. Но товарищ Берия почему-то стал «трусом и предателем», запретив стрелять по немецким самолетам.

По любому инциденту стороны обязаны заявлять друг другу протест и разбираться вместе. Воздушных нарушителей предлагалось сажать, мало ли, заблудился, или подвела техника. Тогда пилота и самолет возвращали обратно. И большинство претензий немцы признавали, подчеркнуто уважительно относясь к соседям [459].

Существовал и другой, легальный путь. Видимо из-за неуемной жадности Геринга, штурманам бомбардировщиков приходилось постоянно подхалтуривать пилотами пассажирских рейсов «Люфтганзы».

Сегодня у кого-то не выдержали нервы. Или слишком близко к разведчику подобрались самолеты большевиков или очень наглым был фашист, проскочивший на «бреющем» над позициями Ненашева.

— Да чтоб у тебя керосин, сука, кончился! — погрозил вслед кулаком бригадир, вызывая изумленный взгляд Максима.

— Знаешь, отец, руководство — руководством. Твое право. Но мне здесь через два дня немца встречать. Каждый ствол нужен. Прибудет начальство — вали все на меня. Мол, оружием угрожал, лицом по земле возил. Топтал, наконец, — Максим поймал ответную усмешку, — Как закончите, сразу готовьтесь к эвакуации. Чтоб по первому свистку чемоданы схватили и на восток. Сухпайком дня на три вашу команду обеспечу. А еще, запрос все же пошли, но на бумажке.

Оружейник пристально посмотрел на капитана и вновь покосился на небо. Да, не шутит, и точно знает, не успеют рассмотреть его бумагу.

— Хорошо, сделаю. Но смотри, я твои слова запомнил! Чтоб отказу потом не было!

Максим развел руками, а бригадир, что-то бурча под нос, ушел.

Вот и появились у него почти «морские» пушки. Такую махину руками не развернуть. Хорошо, сектор обстрела в шестьдесят градусов. Но часто стрелять нельзя, без охлаждения выйдет из строя, и надо думать, как защитить расчет.

Капитан задумчиво поскреб подбородок. Лучше, чем ничего. Минус одно раздвоение личности в воскресный день. Не придется до первых выстрелов галопом нестись на местный полигон.

Еще гадал насчет самолета. Случайность или вброс «дезы» на ту сторону прошел успешно. Хотя, какая деза. Если хочешь кого-то обмануть, рассказывай правду, но обязательно с три короба.

После обеда из Бреста вернулся Иволгин.

Попросил разрешения собрать всех командиров, послушать свежие тезисы. Партийный ты или нет, аполитичным хомячкам не место в Красной Армии. Так что и комбат присутствовал, как сочувствующий [460].

Ненашев и не протестовал. Благо, помогать материально не надо, и так финансов с каждым днем все меньше и меньше, да и в вопросах бартера он не олигарх.

Следует знать, что такое обком или горком партии и его первый секретарь.

В это время — первый после бога. Мнение его перевесит любое постановление исполкома, слово прокурора или решение суда. О военных отдельный разговор, их обычно «просят», а они незамедлительно «cнисходят» стараясь побыстрее выполнить желание.

Офицерские жены и дети — те же граждане-обыватели, со своими нуждами и бедами.

— Товарищ Теплицын обратил внимание на напряженность международной обстановки, возросшую угрозу войны и призвал к повышению бдительности, — начал пересказывать из блокнота Иволгин, — Особо подчеркнул, что по этому вопросу не надо вести открытых разговоров и проводить каких-либо крупных и заметных населению мероприятий [461].

«Водки, что ли, после выпить», — тоскливо думал Максим, примерно зная содержание.

Впрочем, в батальоне проблема казалась решенной. Женатых лишь шестеро, остальные не посмели ослушаться начальника — жен и детей не привезли, или отправили отдыхать к родственникам, подальше от границы.

Замполит продолжал. Посетовал чужим голосом о кадрах, неспособных в Брестe организовать соревнование, и о невостребованных переходящих красных знаменах и вымпелах. Еще про то, как жители деревень и местечек саботируют организованные добровольные субботники. Лишь зря тратились на оркестр.

«И чего такого, — подумалось Максиму, — Советской власти в Западной Белоруссии меньше двух лет. Ничего, время пройдет, втянутся и привыкнут».

— Можно ли поинтересоваться? Как насчет эвакуации семей, в связи с возросшей угрозой войны? — не выдержал кто-то из женатых командиров.

Иволгин поморщился, хотел сначала посоветоваться с комбатом. Уж как-то двусмысленно прозвучал ответ.

— Категорически запретили. Самовольное действие может быть неправильно истолковано местным населением, — Алексей вспомнил, каким взглядом первый секретарь смотрел на спросившего военного, и продолжил, сверяясь с блокнотом:

— Если что, вас вовремя предупредят, пока не надо беспокоиться. Всякая преждевременная эвакуация семей начсостава, работников НКВД, ответственных партийных и советских работников посеет панику среди населения и вызовет вредную шумиху [462].

Какой парадокс, тех, кто попытается уехать из города, обзовут паникерами. А у тех, кто не успеет выбраться, в анкете появится темное пятно о временном пребывании на оккупированной территории.

Все посмотрели на комбата, будто он для них есть последняя и главная инстанция. Тут давно привыкли, если говорят наверху что-то не делать, значит делать надо обязательно [463]. Но желательно найти кого-то, взявшего на себя роль козла, несущего ответственность.

Ладно. Тяжелое бремя взвалит он себе на плечи. Если батальону и уготовано сгореть в дотах, то хотя бы с мыслью, что их жены и дети в безопасности.

— Не надо смотреть на меня, как некое животное на некие ворота. В субботу семейные товарищи с женами и детьми должны быть на вокзале. При себе иметь «тревожный чемоданчик» и железнодорожный билет. Вашей семьи, товарищ старший лейтенант, это тоже касается.

Кровь бросилась в лицо Суворову, и он изумленно привстал.