Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур

"Дуплет" Гольштейна - выставление кайзера зачинщиком Марокканского кризиса, и "конструктором" антибританского европейского блока - был снайперским.

Того факта, что в свете рождения Антанты, и "октябрьский", и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности для Германии, в первую очередь из-за попытки привлечения к союзу Парижа, сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гораздо печальнее для немцев в итоге было то, что не понял всей глубины этой игры и канцлер Бюлов, занятый "разруливанием" последствий для Германии Марокканского кризиса, за которым опять же стоял Гольштейн! До него дошло, что может произойти, только уже по факту Бьеркского свидания. И он немедленно подал прошение об отставке, которое кайзер отклонил.

После Танжера, Бьерк второй раз за год поставил Берлин на грань европейской войны. Но... Пушки и тогда не заговорили! Вильгельм, с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда его ведет игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Ценой фатального внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, а ее заказчикам пришлось начинать новую партию. Балканско-турецкую.

Уместно добавить, кстати, что сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. И, скорее всего, Гольштейн понимал, что никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза.

Но зато английская дипломатия получит ОЧЕВИДНЫЙ ВНЕШНИЙ повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию" при любом раскладе. И столь нужная для следующего хода в "большой игре" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет гарантирована.

На деле все произошло для Форрин офиса и Сити даже лучше, чем Гольштейн и его подельники из "ротшильдовского интернационала" могли себе представить. Отказ Николая II от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица", что окончательно отвернуло его от надежды на союз со "слезливым и безвольным царьком".

Теперь он, в пику Николаю, решил двинуть Германию в Азию, водрузив свой флаг на Босфоре. Для русско-германских отношений это стало катастрофой, поскольку проливы и Константинополь исторически были главной целью вожделений Санкт-Петербурга. И хотя на Ближний Восток толкал кайзера уже не тайный советник Гольштейн, а совсем другие персоны, такие как Сименс, Дельбрюк или Баллин, внешне преследовавшие совсем иные интересы, кукловоды-то за их спинами маячили те же самые...

Итак, "Бьеркский союз" не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.

Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году.

Откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка вознамерилась идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.

Сам Кайзер Вильгельм по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Расчет кукловодов оказался безупреченым - извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую и антиславянскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом могли торжествовать.

Но разве сама идея российско-германского союза 1905 года была абсурдом? Конечно же нет! Другое дело, что форма совершенно не соответствовала потребной сути взаимовыгодного РАВНОПРАВНОГО союза. И здесь ни у кайзера, ни у Бюлова не хватило дальновидности, чтобы вовремя раскусить игры Гольштейна. И осознать, что за альянс с Россией НУЖНО платить достойную цену. Увы, формула Бисмарка о том, что из двух союзников один - наездник, а второй - его лошадь, слишком прочно въелась в их ментальность. Только вот гениями внешнеполитической игры калибра "величайшего из немцев" ни Бюлов, ни, тем более, кайзер, не были...

Все стоны противников Бьеркских соглашений в России начинались тогда, и начинаются сейчас с якобы предопределенного их параграфами "предательства союзной нам Франции". Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та САМА не атаковала Германию! Но он обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, и вполне реальная, существовала, как ни крути. Ведь Британская политика и дипломатия не была монолитом. И деятели типа лорда Керзона имели место быть в Лондоне не в единственном числе. Причем противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нам было просто нечего. Русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту!

Кстати, когда скептики посмеиваются, над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководной и туманной Балтике? Если в Скагерраке? Если в датских шхерах или в районе немецких оборонительных минных полей? При этом германцы имели весьма много различных минно-торпедных судов. Они неустанно и тщательно отрабатывали массированные атаки, особенно ночью, ведь именно поэтому германские миноносцы и прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет и "пахали" море куда интенсивнее, чем линейные эскадры, являясь весьма грозной силой германского флота для битвы в "узких" морях...