Игорь Николаев - Триарии

Константин немного помолчал, осознавая услышанное.

- Это точно? – спросил он, наконец. – Ошибки быть не может?

- Нет, это сообщения всех станций, - повторил невидимый Корчевский. – Собственно, процесс начался минимум тридцать часов назад, но примерно шесть часов назад достиг порога, когда гравиметристы смогли выделить его на общем фоне.

Император крепче сжал трубку, чувствуя ее чуть шершавую поверхность.

- Сколько времени? – задал он последний вопрос.

- Черновский говорит, с таким графиком они будут наращивать амплитуду пять, может быть шесть суток, а затем… - даже Корчевский, у которого, по словам недоброжелателей, по жилам текла не кровь, а охлаждающая жидкость, запнулся.

- Понял, - произнес Константин. – Вы готовы?

- Да, - откликнулся штабист. – Но нам нужен приказ.

- Начинайте, - сказал Константин.

- А… конфедераты? – позволил себе вопрос Корчевский.

- Начинайте, - повторил монарх.

- Понял. Конец связи, - проговорил штабист, как будто уже сидел в кабине боевого аппарата и докладывал по зыбкой и ненадежной линии военной связи.

Трубка щелкнула и умерла. Император нажал одну из семи клавиш на самом аппарате.

- Секретариат на связи, - немедленно откликнулись на противоположном конце линии.

- Уведомите канцлера и весь мобилизационный комитет, совещание в… - он на мгновение задумался. – В девять утра. Указание министру связи – подготовить возможное включение во все радио и визографические передачи. В любой момент.

Отдав указание, император накинул халат и быстро умылся. Глядя на себя в зеркале, он невесело усмехнулся. Обычный, уже весьма пожилой человек с глубокими морщинами, немного обвисшими щеками и беспорядочно взлохмаченной шевелюрой. Не похоже на отца нации, бесстрашного, бестрепетного лидера и прочая и прочая. Два года назад ему, с многочисленными оговорками и словесным кружением намекнули на то, что современная медицина, как известно, творит чудеса. В косметической хирургии - тоже. Тогда он даже не рассердился, восприняв это как хорошую шутку и профессиональную предупредительность службы референтов. А сейчас неожиданно подумал, что, пожалуй, такой обрюзгшей и нездоровой физиономии действительно нужна штопка…

Как человек чувствует себя, так он и говорит, действует и вообще общается с миром. А хорошо себя чувствует только тот, кто правильно одет и приведен в надлежащий порядок. Поэтому, несмотря на первый порыв немедленно задействовать «линию К», император вначале закончил утренний туалет, надел костюм, самолично повязал галстук светло-песочного цвета. И только после этого вновь снял трубку и нажал последнюю, седьмую клавишу. Электрические сигналы устремились по кабелю, через всю страну, к дальнему восточному побережью, затем пронеслись по океаническому дну, пронизывая бронированный подводный кабель. И вновь суша – иной континент, чужая страна, с которой Россия не раз сходилась в жестком клинче, до драки, почти до войны, а теперь сражалась рука об руку.

Ждать пришлось долго. Ожидание всегда раздражает, но Константин, как всякий опытный политик, был к нему привычен. Кроме того, он прекрасно понимал, что даже если президент Конфедерации сидит рядом с аппаратом и рукой на трубке, он никогда не ответит сразу. Закон политики – авторитет всегда подвергается проверке на прочность, и всегда отстаивается, даже в мелочах. В данном случае Константин и русская сторона выступали в качестве просителя, пусть даже в вопросе, допускавшем только взаимный интерес и совместную, командную работу. Поэтому президент в любом случае выдержит паузу, не слишком большую, но отчетливую. Скажем, пять минут.

Эндрю Амбергер ответил через две.

- Да, - сказал он по-русски, с отчетливым и узнаваемым акцентом.

- Приветствую, - произнес император по-английски.

- Я внимательно слушаю.

- Что говорят ваши гравиметрические станции?

- Полагаю, то же, что и ваши. Началась подготовка к открытию портала максимальной пропускной возможности.

- Мои специалисты дают пять дней. Может быть шесть.

- Суток, - уточнил президент. – Пять суток.

- Да.

- Вы успеете?

- Если начнем немедленно. Наши договоренности в силе?

Американец ощутимо заколебался, впервые за короткий диалог.

- Вы можете гарантировать, что «Дивизион» сможет… что он выполнит задачу?

- Господин президент, - Константин позволил хорошо рассчитанной толике раздражения просочиться в ровный и бесстрастный голос. – Вы прекрасно понимаете, мы ничего не можем гарантировать. И мы рискуем гораздо больше вас, поэтому более чем кто бы то ни было заинтересованы в их удаче.

- Вы в свою очередь должны понимать, чем рискуем мы. Евгеника готовится провести сверхконвой, почти наверняка с «Левиафанами». Это будет, если не Армагеддон, то генеральная его репетиция. После нее действующий флот Конфедерации на много месяцев будет представлен, главным образом, береговой охраной.

Константин прикрыл глаза и досчитал до трех, выравнивая дыхание.

- А мы гарантированно потеряем большую часть Черноморского и Балтийского флотов, то, что от них осталось, - сказал он почти спокойным голосом. – Всё, что сосредоточили на Севере, полностью оголив Тихий Океан, и всё, что сможет прорваться через Гибралтар. Большой, по-настоящему большой конвой – это огромный риск, я согласен. Но рисковать стоит. Армада готовится не просто так, это подкрепления и снаряжение для будущего наступления. Очень много транспортов, часть которых удастся потопить. И морская баталия такого размаха – очень хорошая возможность замаскировать действия Дивизиона. Лучшая нам вряд ли представится.

- Я понимаю, - отозвался собеседник на другом конце света. – Но… Мой друг, вы – император, а я всего лишь президент. Если флот погибнет бесславно и безрезультатно, мне уже не устоять, даже несмотря на военное время. Мне и моему кабинету припомнят Нью-Йорк, провалы «Эшелона», сверхльготные поставки России и все остальное. Я потеряю президентство, а мой преемник будет вынужден стать на позиции изоляционизма. Вы останетесь без поддержки.

- Если нас постигнет неудача, я потеряю страну и жизнь, - отчеканил Константин. – И я готов. А вы, Эндрю?

Трубка молчала почти четверть минуты, а затем мембрана донесла короткое:

- Да, мы в деле.

Император невольно улыбнулся при этих словах. Они живо напомнили о происхождении нынешнего президента Конфедерации, в чьем прошлом было немало того, о чем не пишут в официальных приглаженных биографиях.

- «Эшелон» пойдет в бой на море и в воздухе, - решительно произнес Амбергер. – До последнего корабля и воздушного аппарата, если понадобится. И я буду молиться за успех ваших пилотов. Если у них получится, я сделаю их национальными героями Америки, и мы отольем их статуи в золоте.