Алексей Щербаков - Журналисты не отдыхают

В Берлине как-то не понимали, что даже если бы такое случилось — никакой реальной помощи Антанте эти ребята оказать не сумели бы. У них надолго хватило бы внутренних проблем. Потому как большевики вариант своего провала учитывали — и предполагали в этом случае перейти к партизанской войне. Мы ведь когда защищали крестьян от офицерских отрядов, не просто тачанки испытывали. Мы наглядно демонстрировали — как оно можно делать… А ведь парни типа Нестора Ивановича Махно и без нас были умные…

Но немцы думали так, как они думали. Они решили — черт с ней, с Россией, пусть разбираются сами. Швеция тоже не стала лезть на рожон, они подкидывали финским националистам оружие и снаряжение, но по-тихому.

В этой ситуации руководство РСФСР заняло интересную позицию. Я уже упоминал, что большевики кричали «о праве наций на самоопределение». Они не особо популяризировали вторую часть этого посыла — «если нацию представляет социалистическое правительство». В чем суть-то? Управлять огромным государством большевикам не очень хотелось. Вот они и выдумали, как им казалось, хитрую идею: пусть советских республик будет много. А над ними — Коминтерн. Хотя он пока ещё так не назывался.

Финскую независимость в моей истории большевики признали только от очень плохой жизни. А вот тут была жизнь лучше и веселей. Так что когда в Петроград явились представители финского Сейма, то Ленин «включил дурочку». Дескать, у вас там две власти, разберитесь для начала, кто главный, а потом приходите.

И вот тут случился очередной обычный «исторический рояль». Бойцы шюцкора, националистических формирований, которые обучались в Германии, обстреляли мирно гулявших по улицам Гельсинфорса моряков Российского флота. Погибло три человека, пятеро были ранены. Вот кто поймет — почему националы так себя повели? Может, крышу им сорвало, может, кто-то их подтолкнул…

Но матросы отреагировали серьезно. Большинство их них делили симпатии между анархистами и большевиками. Да и сторонники последних напоминали черный шоколад в красной обертке.

В общем, морячки сошли с кораблей, прихватив пулеметы. И показали буржуям Гельсинфорса, что такое революционная ярость. Правда, громили они, в основном, шведов. Финнов не трогали. Ну, почти не трогали. Самое странное — почему-то не трогали и флотских офицеров, которые массово пережидали события в городе. Всё-таки изгибы революционного сознания у русского народа — это большая загадка… [66] В РИ победившие финские националисты расстреливали русских офицеров. Об этом как-то сейчас не принято говорить.

Что удивляться, что после этого многие офицеры присоединились к красным?

После данных событий до самых тормознутых финских социалистов дошло: у них больше не имеется иного выбора, кроме как победить. В противном случае их просто перевешают. Так что финская Красная гвардия резко активизировала свои действия.

Тойво Йохансен тоскливо озирал местность. Дело было безнадежным. На холмах между валунами сидел шютцкор, у которого имелись пулеметы, до них простиралась метров триста заснеженной пустоши, по которой извивалась дорога, натопанная и наезженная отступавшими националистами. То есть, это раньше, они отступали, а теперь закрепились под Васой так, что не выковыряешь. Ещё бы! В Васе сидело правительство Маннергейма, сюда шла из Швеции военная помощь.

Что было у Тойво? Триста добровольцев, которые не служили в армии. У которых имелись одни винтовки. Да и как бойцы они были… На этот счет имеются только известные русские слова. Эх, если б тут были ребята из его роты…

Тойво-то служил. Финнов не призывали в Русскую армию. Но он от беспокойства характера пошел охотником. А там война… Тойво оказался очень хорошим стрелком. Так что он дослужился до младшего унтер-офицера. Мог бы дослужиться и до старшего, но вот русский язык ему никак не давался. А потом его тяжело ранили — и отправили в Петроград. Он имел возможность погулять по этому городу. И вот именно тогда он прислушался к тому, что говорили большевики. Их экономические идеи Тойво не интересовали. Его отец владел хутором, значит, потом им будет владеть он. Но вот что такое владеть хутором? Ковыряться как отец, дед и прадед в каменистой земле. Нет, голодными они никогда не были, но считать всю жизнь каждую копейку… Жениться на Сайре, которую его родители с самого детства приговорили ему в невесты. Девка-то — страшнее только артиллерийский обстрел. Наплодить детей с этой дурой — и всегда будет так.

А вот большевики обещали другое. То, что каждый человек сможет учиться и работать там, где хочет. Тойво видел огромный город. И русские были вполне хорошими людьми. Он хотел научится строить такие красивые дома, которые он видел в Петрограде.

Потому-то он не желал слушать националистов. Ведь в чем была суть их разговоров? В том, чтобы он вернулся на свой хутор — и всё шло дальше так же. А он не хотел. Тем более, что все богачи в Финляндии — шведы. И Маннергейм швед. Что-то здесь не так…

Сейчас красные наступали на Васу, место, где гнездилось правительство Маннергейма — но вот перед ними возникла непроходимая преграда. Застряли — и похоже — надолго. Сюда бы артиллерию, да где же её взять?

И тут Тойво услышал очень хорошо знакомые со времени службы выражения. Вскоре из леса выперли матросы.

— Эй, кто тут главный? — Заорал один из них, амбал, несмотря на холод, щеголявший в бушлате и бескозырке. Рядом с ним стоял человек с ног до головы одетый в кожу.

— Я главный, — ответил Тойво пожав огромную руку матроса.

— Николай, — представился тот. Кожаный назвался Фёдором.

— Что тут у вас? — Спросил Николай.

Тойво старательно подбирал русские слова.

— Плохо. У них пулеметы вон там на холмах. У меня — ничего нет. И бойцы — только трое фронтовики. Остальные — ополченцы. А у них там шюцкор. Знаешь, кто такие?

— Да уж, приходилось сталкиваться… Ладно. Он повернулся к человеку в коже.

— Федор, что мы видим?

— А хреново всё. Дорога, вроде раскатана, а ты там развернись…

— Да что у вас есть? — Спросил Тойво.

— Пойдем, поглядишь.

Они прошли по дороге в тыл — и финский командир увидел пушечный броневик «Гарфорд-Путиловец». Машина хорошая — она имела трехдюймовую пушку. Но только вот проходимость у неё была никакая. Тойво не задавал вопросов: как её сюда сумели допереть по заснеженным дорогам. Русские и финны в упорстве друг друга стоили.

— Так и что? — Спросил Тойво.

— А вот и ничего! Как я тебе её разверну на этой срани?

Всё было верно. Пушка у «Гарфорда» могла стрелять вбок и назад, но не вперед. Для того, чтобы перейти в боевое положение, броневику требовалось развернуться. А разорот там явно не получался, вокруг узкой дороги был глубокий снег.