Алексей Щербаков - Солнце за нас

Часть 1. Если ты вышел, оттуда, где тихо жил

Неистовый Федот закинул на плечо автомат.

– Федя, ты же говорил, что на войне будешь только с диктофоном!

– Черт, чуть не забыл!

Редактор «Амбразуры» сунул в кобуру диктофон и стал распихивать по карманам «лимонки».

(Елена Прудникова)

Распалась связь времен*

(* Уильям наш Шекспир)

– Мсье! Вы очнулись?

Максим продрал глаза и понял, что он лежит на какой-то койке, а над ним стоит женщина в белом, явно медицинского, но очень странного вида. О её принадлежности к медикам свидетельствовал красный крест на головном уборе, названия которому Максим и подобрать-то не мог., Что-то похожее он видел в кино…

Максим повернул голову и увидел большое помещение с высокими сводчатыми потолками. В поле его зрения попали несколько кроватей, на одной из них сидел бородатый мужик в каком-то затрапезном халате.

То, что он оказался в больнице, Максим сообразил сразу. Но больница была какая-то не такая… Тут только он въехал, что медсестра обращалась к нему по-французски. И он её понимал! Как понимал и разные фразы, доносившиеся с разных сторон. Что за фигня?

Французского языка Максим не знал. Он свободно говорил по-немецки, кое-как знал английский, но вот языком жителей прекрасной Франции он не владел. Совсем. Тем более, что в этой самой Франции он никогда не был.

Но вот с чем у Максима хорошо – так это с умением быстро соображать. Он оценивал ситуацию, как он сам говорил, «ж…па подсказывала». Вот и тут данная точка дала правильный ответ: он застонал и закрыл глаза. В общем, продемонстрировал, что со страдальцем разговаривать нет смысла.

Медсестра, или кто она такая, поняла – и удалилась.

Убедившись в этом, Максим приподнялся и оглядел окрестности. Это была явно больничная палата, причем, мягко говоря, не слишком комфортабельная. Потолок и крашеные в тускло-зеленый цвет стены нуждались в серьезном ремонте. С потолка свисали лампочки без абажуров. Обстановка в палате была минимальной. В большом помещении имелось, как минимум, десять железных коек, кто-то на них сидел, кто-то лежал. Все были в халатах затрапезного вида. И

С разных сторон доносилась французская речь! Максим откинулся на тощую подушку. Что произошло-то?

Раньше всё шло, как обычно. Максим Кондратьев являлся студентом четвертого курса факультета социологии Санкт-петербургского университета. Одновременно он сумел пристроиться к одной конторе, которая имела гранты от бундесов за проведение в России социологических исследований. Именно поэтому он хорошо знал немецкий. В общем, жил не так, чтобы очень кучеряво, но и жаловаться грех. Многие его однокурсники жили куда хуже.

И вот тут его подружка и однокурсница… Оля Абовская была вообще-то хорошей девушкой, именно она и пропихнула его в социологическую тусовку, имевшую выход на забугорные деньги. В такие места, как известно, кого попало не пускают. А олины мама с папой, коренные питерцы, знали в этом городе чуть ли не всех. А Питер, если кто не знает – это город, где всё делается по знакомству. У Максима, который «сам был не местный», таких связей не было.

Но девушка имела в мозгах своих тараканов. Она увлекалась всякой-разной чертовщиной. В смысле – эзотерикой. Вот она и подбила поехать в Воттоваару. С этим её приятели-единомышленники связывали какие-то большие надежды на получение высшего откровения.

Максим долго упирался. На кой хрен тащиться в Карелию в апреле? Но… Оля сумела разными способами его убедить. Тем более, что их согласились доставить в лагерь мистиков дружки Оли, супружеская пара. Мужик даром что являлся любителем странного, но в этой жизни неплохо ориентировался – являлся каким-то бизнесменом, а главное – у него был лендкрузер. Так что была надежда доехать и не потонуть в грязи. Впрочем, как оказалось, мужик-то был вполне нормальным, его тоже жена уломала.

Но главным аргументом вышло вот что. Максим недавно купил себе новую цифровую зеркалку, о которой долго мечтал. А потому испытывал зуд в руках, обычный для любого фотолюбителя, в руки которого попала новая техника . Хотелось что-нибудь поснимать. Максим увлекался фотографией с детства. Ну, а Карелия для фотосъемок – это не самый плохой вариант.

Доехал более-менее нормально. Правда, дорога за деревней Гимолы оказалась труднопроходимой даже для джипа. Но хозяин авто имел опыт поездок по российской глубинке. У него в багажнике имелись топор и лопата. Так что с помощью этих инструментов и какой-то матери к вечеру добрались до лагеря желающих странного.

Место оказалось достаточно людное. Кроме лагеря, в котором они устроились, рядом имелось ещё несколько. Ну, что дальше? Поставили ольгину палатку, внесли свои продукты в «общак» – а тут подоспело время коллективного ужина.

Причем, принимая пищу, все пили только чай или растворимый кофе. Пьянок на фоне карельских скал программа явно не предусматривала. Ребята были как ребята. Правда, кое у кого в глазах стояло эдакое безумие. Но ведь каждый может сходить с ума как хочет, если другим не мешает.

А вот дальше начались интересные дела. Около одиннадцати часов местных деятелей пробило идти на эту самую Воттоваару.

– На фига? – спросил Максим свою подругу.

– Да ты что! Та будет самое главное!

Вообще-то Оля, которая была весьма говорливой, про цели их поездки молчала, как партизан.

Блин, шабаш у них там, что ли? Но тоже интересно. К тому же, ночи в Северной Карелии в середине июня белые, побелее, чем в Питере. Так что Максим отправился со всеми, прихватив свою камеру. Освещения было маловато, но снимать, в общем, можно.

Воттоваара и в самом деле производила впечатление. Это был скалистый кряж, на котором торчали мертвые деревья. Причем, выглядели они очень экзотично – сухие ветви были причудливым образом перекручены. Между деревьями наблюдались неслабые валуны. Причем, некоторые явно были уложены в некие узоры человеческой рукой. Кому и зачем это было нужно? Максим перед поездкой посмотрел кое-что в Инете про эти места. Тут от века была дикая глухомань. Все окрестные населенные пункты, как и железная дорога, возникли лишь в тридцатые – когда большевики силами зэков стали тут добывать лес. Всякие мистические гонки Максим читать не стал, дабы не засорять мозги. Он считал себя атеистом.

Наконец, группа искателей странного и примкнувший к ним Максим вышли на плоскую поляну, в центре которой находились причудливо выложенные камни. Народу тут собралось много – сотни две точно. Но не имелось никаких атрибутов, известных Максиму по американским фильмам. Ни тебе балахонов, ни факелов, ни пентаграммы в центре. Собравшиеся были в обычной одежде, в которой обычно выезжают на природу. Зато наблюдались предметы вполне понятные. По краям поляны стояли софиты.