Александр Головчук - Почему и нет? Часть вторая

Слыхал, что спорили те, что наезд творили. Там и нанимателя своего поминали не единожды, думая, что не слышит никто. А именем тот - Степан Федорович, но чаще его просто 'хозяином' величали.

Степан Федорович?

Ну, вот и дождался привета от старшего Фролина. И действительно, все тайное рано или поздно становится явным. Все ли узнал о моей роли в судьбе его сыновей Фролин-старший или нет, но сжить меня со свету жаждет люто. И даже могилы родных с землей сровнять возжелал.

Это сильный враг. Ни перед чем не остановится.

Паршиво.

Все, я зол...

Но то что я зол, это ерунда. Вот Гаврила тот просто в тихой ярости. И на пару с ним Тимоха. Так-то по ним видно не было, сидели вечером вроде спокойно, да и после спать пошли как все...

А ночью меня по нужде погнало, да и душно в доме, вышел, накинув на плечи Гаврилину дорожную бурку, на улицу, вот и имел возможность глянуть на своего управляющего и старосту в гневе.

То еще зрелище.

Услыхав звук знакомых голосов, потихоньку заглянул в пустующую ригу, там их и углядел. Гаврила с Тимохой при свете двух масляных ламп и одной свечи и при бутыли чего-то крепкого устроили свои ночные посиделки. Справляли тризну по спаленному дому. Управляющий при этом выпускал пар своеобразным образом.

Стена риги была истыкана ножами, серпами, топорами и даже жутко дефицитными железными вилами. Гаврила вгонял все это железо в бревна сруба с каким-то сосредоточенным остервенением. Инвентарь лежал кучей на чем-то вроде плетня установленного на козлах для пилки дров. Как только боеприпас заканчивался управляющий садился на поставленый на попа пиленый кругляк, выпивал налитый шкалик и замирал. Тимоха же шел к своеобразной мишени вытаскивать все смертоносные железки и нес их обратно к козлам, скидывая там в кучу. Потом Гаврила опять метал заготовленные снаряды в стенку, а Тимоха восседал на кругляке предварительно налив себе и Гавриле по новой порции. Судя по состоянию бревен и количества жидкости в бутыли, этим они занимались уже давненько.

Рядом с ними присутствовала еще одна личность. На таком же чурбачке неподвижно замер угрюмого вида набычившийся мужик. Здоровенный лосяра, весь в бороде и заплатах. Неухоженный какой-то, что несколько необычно для крестьян, которые 'себя блюли'. Ручища-лопаты грязны, лапти стоптаны. Ему не наливали.

- Ты, Бирюк, не молчи. Ты говори... - Тимоха только что сменил Гаврилу на чурбачке, а тот ушел метать железки, перед этим очень выразительно и молча оглядев мужика. Крестьянин под взглядом управляющего ежился, ощущая себя не в своей тарелке. С Тимохой же чувствовал себя посвободнее, опять принимая упрямое выражение на бородатой физиономии.

- Дык, эта... Они и не спрашивали. - Бирюк видимо продолжил начатый раньше разговор. - Пришли... Мне в морду дали... Их старший посулил башку срубить, ежели не покормлю...

- Что ж они, тебе и за постой не заплатили? А? В разор ввели, стало быть. - Тимоха вроде как участливо глянул на крестьянина.

- Заплатили, маленько. Чего уж.Так курей поели, поросенка опять же...

- И сколько же они тебе дали, Бирюк?

- Сколь не дали - все мое... - еще больше набычился хуторянин.

- Башка твоя еловая. Ты бы из своего хутора хоть раз в седмицу вылезал. Чай знаешь, что постояльцы твои усадьбу барскую спалили? А мы в ту усадьбу всем миром труда вложили...Эх! Да и Гаврила Силантьич еще, сколь старались. Не знал, что ль? А ты их кормил да привечал. Стало быть, и ты - тать. Вот как выходит...

- Не... Я не тать. Кормил - это да. А про их дела ни сном, ни духом. Вот те крест, Тимофей Лукич.

- И молчать, небось, велели? - Так же сочувственно покачал головой Тимоха. Но вот глаза старосты смотрели зло.

- Дык эта... Велели... Так кто ж знал, что они усадьбу палить будут. - Детина понимал, что вляпался, но пытался как-то выкрутиться, кося под дурачка.

- Ну как знаешь. Я из тебя слова тянуть не стану. Я не вол, а ты не телега в грязи застрявшая. Мне говорить не желаешь, вот тебе, дорогой ты мой родич, наш господин управляющий. А уж Гаврила Силантьич спрашивать умеет не в пример мне. То, что ты еще не бит, так то моя перед ним заступа. Помню, что ты моей женке двоюродным брательником приходишься. Выходит, что я мог по-родственному, то сделал. Теперь не передо мною и миром ответ держать будешь, а перед своим законным барином в лице его управляющего, Гаврилы Селантьича. Так-то вот. - Тимоха встал, освобождая чурбачок для Гаврилы, и пошел вытаскивать из стены метательное железо.

Управляющий присел, вперив взгляд в хуторянина. Молча буровил того взглядом. Чарку не трогал. Бирюк сопел и молчал. Длилось это с полминуты.

Потом Гаврила ударил. Не сильно и как-то даже лениво. В горло.

Мужик чуть не вдвое крупнее моего управляющего рухнул на землю, хрипя и пытаясь втянуть в легкие хоть малую толику воздуха. Гаврила же, ухватив Бирюка за сальные патлы, потянул его к стене. Бедолага вынужден был на четвереньках двигаться за своим мучителем. Там управляющий, ловко накинув на шею мужика веревочную петлю, вздел его на ноги, второй же конец веревки перекинул через стропило и натянул. Хуторянин оказался в полу-повешенном состоянии прижатым к бревнам стены. Руками он попытался ослабить петлю на шее, но не тут-то было. Гаврила так же лениво ударил дважды в районе ключиц и руки мужика безвольно опустились вдоль туловища, а бородатое лицо перекосило гримасой боли.

Скомороший сын оставил страдальца у стены, а сам вернулся на свое место у козлов с наваленными на них железяками.

- Я тебя, Бирюк, увечить не буду.- Гаврила говорил тихим скучным голосом, покачивая в руке здоровенный нож-секатор, но хуторянина от этого голоса прошиб пот. - Ты сам себя изувечишь. А на мне греха не будет... Замри!

Вжик... Бум...

Между широко расставленных ног хуторянина в бревенчатую стену воткнулось полуметровое широкое лезвие. Как раз в непосредственной близости от... ну вы поняли. Железо конечно дрянное и заточка не ах, но дернуться теперь мужик просто не мог из опасения стать евнухом.

- Вот так и стой. А я тебя спрашивать буду... А ты мне отвечать... Будешь. - Гаврила говорил, разделяя слова, словно вколачивая их в голову допрашиваемого.

- Так скольким лошадям ты корму задавал? А? Быстро!

Вжик... Бум...

Нож вонзился в стену рядом с левой щекой Бирюка.

- Осьмнадцати...

- Во! А ты говорил, что их всего десяток народу было. Откуда тогда лишние кони? Врал, мил человек? А сие есть грех. Как тати своего атамана окликали!? Быстро!

Вжик... Бум...

Еще нож. У другой щеки.

- Щур, звали... Ой! Отпустите, все скажу как на духу!

- А ты не дергайся... Конечно скажешь, а как же... Раньше надо было думать. Пока тебя родич твой по добру спрашивал. - Голос у Гаврилы тягуч с неохотой так слова произносит.