Юрий Валин - Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

— Вашим Особым отделом иные органы займутся, — «теряя интерес», заметил дознаватель. — Да, Андрон, сколько мазков дерьма на холст ни клади, а жгучий скипидар СМЕРШа все смоет. У нас брезгливых не держат. Стерся ты, Ластик, до самой жопы…

…Мелькнуло. Вот сейчас что-то мелькнуло. Кажется, даже не страх. Обида? Неужели на «жопу» обиделся? Вот же, мля, ранимый какой…

— Познакомились, пообщались, пора и честь знать. — Женька встал.

— Это… художественное… здесь оставляем? — спросил Нерода.

— А куда его? Нам клиентов по профилю хватит. Этого пусть здесь подержат — я проверил, вполне надежная у них яма. Пусть самокритично разберутся со своими промахами. Ладно, с группой Семсина и с лепельскими делами сложно вышло. Но как они провал в Толчине и прочее прошляпили? Ведь на поверхности…

…Что собирался предпринять Лебедев, так и осталось тайной: то ли вознамерился боднуть головой старшего лейтенанта, то ли опрокинуть довольно крепкий стол и выскочить из землянки. То ли просто упасть на пол и засучить ногами. Нерода и нервный художник пыхтели — старлею удалось посадить психанувшего подопечного на скамью, тот вдруг ухватился за кобуру…

— Вот еще новости, — удивился Нерода, выворачивая оборзевшую конечность предателя.

Лебедев заныл — он лежал грудью на столе, надежно придерживаемый за вывернутую руку, и часто шаркал подошвами под скамьей:

— Больно! Руку! Руку!

— Полегче, — сказал старлею Женька. — Пусти его. Сейчас Авдей Леонидович вернется, а мы тут безобразный нервический беспорядок устраиваем.

— Уже устроили, — Нерода брезгливо отпустил руку пленника. — По-моему, он обделался.

— После контузии, — прошептал Лебедев, дуя на кисть пострадавшей руки. — У меня расстроенный организм. Зачем вы сломали мне пальцы? Послушайте, товарищи, меня нельзя здесь оставлять. Меня же убьют.

— Лебедев, не будьте идиотом. Никто вас не убьет. Это была проверка. Придите в себя! — резко приказал Земляков. — Вы ведь знакомы с северными этюдами Лидии Карлович?

— Не понимаю, — Лебедев лишь глянул вопросительно и снова принялся дуть на пальцы.

— Соберитесь. Вы агент, а не зассанный богомаз-раскольник. O, er ist stockdumm Schickse. [91] О, он глуп, как шлюха (нем.). Мы вас проверяли, Ластик. Вы понимаете меня?

— Нет. Не понимаю. Вы зачем-то назвали старый пароль. Как я должен реагировать? И прошу вас не ругаться. Мне сломали пальцы…

— Молчать! Не до формальностей, сейчас вернется комендант. Очнитесь, Лебедев! Нужно действовать.

— Что вам от меня нужно? Вы пришли от немцев?

— От зулусской контрразведки! — зарычал Нерода. — Прекратите разыгрывать слабоумного, герр Radiergummi! [92] Господин Ластик (нем.).

Лебедев-Ластик пригнулся к столу и, косясь на старлея, потребовал:

— Прикажите ему не трогать меня. Я не переношу физического воздействия.

— Послушайте, Лебедев, вас когда контузило? — задумчиво поинтересовался Женька.

— Летом 41-го. Какое это имеет значение?

— Ваше слабоумие явно прогрессирует. Вы становитесь совершенно бесполезным. Для рейха и для нас лично. Мне очень жаль, — Земляков достал из ножен штык.

Лебедев посмотрел на клинок штыка и довольно спокойно сказал:

— Я вам нужен. К чему угрозы? И вообще вы же интеллигентный человек и европеец.

— И что из этого следует? — изумился интеллигентный младший сержант.

— Вы должны осознавать уникальность и ценность индивидуальности художника.

Женька переглянулся со старлеем — Нерода отрицательно качнул головой. Действительно, ситуация нелепая. По материалам следствия, что успел просмотреть Земляков в Отделе, немецкий агент Лебедев-Ластик казался личностью донельзя мерзкой, но в целом адекватной. А сейчас перед оперативниками сидел полный идиот. Как это понимать? Лебедева арестовали в мае 61-го, расстреляли осенью того же года. Не мог же он за двадцать лет выздороветь? Значит, симулирует? Как это… «горбатого лепит»?

— Лебедев, вы беспрекословно выполняете наши указания. Или садитесь в здешнюю яму.

— Меня нельзя в яму, — решительно заявил лейтенант. — Меня же могут убить. Вы же должны знать, что эти бандиты понятия не имеют о дисциплине. Здесь все отравлено анархией. И потом, в яме сырость. У меня пальцы…

— Идите и готовьтесь. Никому ни слова. У вас есть еще личное оружие?

— Да, ППШ, — отсутствующе кивнул Лебедев.

— Соберитесь, пообедайте. Вам понятно?

— Так точно.

— Переоденься, урод, и жди нас, — приказал Нерода.

Лебедев вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Чушь какая-то, — растерянно пробормотал Женька. — Он же абсолютно неадекватен.

— Сейчас как драпанет, узнаешь, какой неадекватный.

— Не, не побежит. Уверен, что мы его контролируем.

— «Уверен». Ты на себя посмотри. Кровавая гебня пополам с блатной шестеркой. Глаз как у «синяка» привокзального, а туда же: «а вас, товарищ Лебедев, я попрошу остаться».

— Глаз здесь при чем? — возмутился следователь-самозванец. — Куда я глаз дену? Вы бы, товарищ старший лейтенант, сами и вели беседу, раз такой представительный вид сохраняете. Вон — штаны как сито.

— Я не к тому. Ты бы, Жека, кого поскромней званием разыгрывал, что ли. Там, в «Мгновениях», у одного гестаповца как раз глаза не было…

— Да не помню я никаких одноглазых, — отмахнулся Земляков. — У меня, кстати, глаз все-таки видит, так что попрошу не сравнивать. Черт, пустится в бега клиент или не рискнет?

— Заметят его мокрые галифе или нет — вот насущный вопрос, — проворчал Нерода.

О своих мокрых штанах Андрон не помнил. Мозг работал четко и стремительно, приходилось сдерживать шаг — нужно все решить до землянки. Там могут помешать. Большинство политработников ушло в рейд, но ехидный Забортников остался в лагере. Черт знает с кем приходится делить землянку…

…От немцев пришли или провокация? Не важно. Абсолютно не важно. Знают много. Слишком много. Старший лейтенант-мордоворот глуп и самоуверен, его отвратительный напарник напротив — иезуитски хитер. Полагает, что очки способны скрыть глаза палача. Нет, милейший, от взгляда Настоящего художника, давно очистившего разум и взгляд, очистившего стиль, заострившего внимание на неочевидных обывателю мелочах, скрыть сущность не удастся…

Неважно, кто они. Идти с ними. Другого выхода нет. Пойти и устроить так, что они не вернутся. Наткнулись на немцев, попали под обстрел… Нет, под обстрел заходить опасно. Может и самого зацепить. Значит, случайная стычка с немцами, пуля в спину. Добить можно и в лицо — надежно отводит подозрения. Пали смертью храбрых. Получится, опыт есть. Нет, в подобный момент художник не должен восхищаться собой. Так нужно. Если твоя святая цель — оставить след в этом мире. Если твое единственное желание — донести, сохранить Свое на песке времен, попытаться что-то выцарапать на алмазных скрижалях бытия. Если тебе есть что сказать Миру и ИМ! Так нужно…