Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

— Вы никуда не уйдете, Метти, — веско сказал Миллер. — Для вашей же пользы, как и для нашей. Зарубите себе на носу — вы остаетесь, и точка. Иначе придется вас связать.

Последуют ли за Метью остальные? Возможно, да, а может, и нет. Во всяком случае, следует избегать конфликта, иначе он так и не добьется цели, а в лучшем случае оставит Миллера посрамленным, а людей — в растерянности; громкий голос Миллера уже привлек внимание Де–Порто, Хильды и Билли. Метью покорно произнес:

— Вы — главный. Но, надеюсь, вы передумаете. Мы еще вернемся к этому разговору.

Миллер судорожно стиснул его руку и деланно рассмеялся:

— Поговорим, почему же нет. Главное, Метти, чтобы вы поняли: нам без вас не обойтись. Пойдемте, посмотрим на нашу коровку! Как определить, когда корова стельная? Вы что–нибудь в этом смыслите?

Дня два Метью ничего не предпринимал на случай, если Миллер наблюдает за ним, а затем начал секретные приготовления. Среди разного хлама отыскал рюкзак и отнес его в тайник — старый немецкий бункер за скалами. При землетрясении не устоял и он: бывший когда–то вертикальным спуск теперь отклонился градусов на семьдесят, однако стальная лесенка осталась на месте. Сюда вряд ли забрел бы кто–нибудь из лагеря, но, хотя внизу царила кромешная тьма, Метью приспособил еще и фанерный щит в качестве дополнительной маскировки. Теперь он перетаскивал в бункер все добро, которое могло понадобиться ему в путешествии.

В основном это было съестное в виде концентратов — говяжья тушенка и бобы с ветчиной. Главная трудность возникнет, конечно, с питьевой водой. Если преодолевать в день миль по пятнадцать, то на сто миль, отделявшие Гернси от острова Уайт, придется потратить не менее недели. В багажнике расплющенного автомобиля Метью нашел пластмассовую канистру емкостью в один галлон. Пинта воды в день — вполне приемлемая доза с учетом климата; кроме того, среди камней наверняка найдутся дождевые лужицы. Нельзя забывать также об острове Олдерни: там есть ключи, из которых можно пополнить запас. Значит, четверть расстояния долой. Оставшиеся семьдесят пять миль он без труда преодолеет за пять дней.

В дорогу надо надеть припасенные туристские башмаки. Пара свитеров и запасные носки — на ночь. Так удастся обойтись без одеяла. Метью перенес в тайник плащ, припрятанный в Вал–де–Терр, и завернутую в него коробку с патронами. Ружье пока хранилось у Метью в палатке, чтобы отвести подозрения. Его, а также многое другое придется брать в последнюю минуту.

Приготовления, которые ни за что не должны были привлекать чужое внимание, заняли почти две недели. К концу этого срока погода снова ухудшилась, однако они благополучно переждали ненастье в больших палатках, которые выстояли даже при подземном толчке, случившемся в разгар бури. Правда, шесты, удерживавшие палатки, разъехались в стороны, а один даже треснул, но это произошло днем, и мужчинам удалось устранить поломку без особых усилий. Добившись успеха, они торжествовали, наслаждаясь чувством локтя; в лагере установилось совсем не то горестное настроение, что царило в первые дни.

Произошло еще одно событие: то ли из–за общего подъема, то ли из–за надоевшего за время непогоды проживания скопом, то ли еще по какой известной лишь ей одной причине, но после того, как небеса очистились и люди разошлись по собственным палаткам, Ирен предпочла палатку Миллера той, которую она до сих пор делила с Хильдой. Метью показалось, что это только усилило уважение, которое питали к Ирен все остальные. Она сумеет отлично распоряжаться событиями — с холодной эффективностью, хоть и без особого воображения. Было бы интересно дождаться и взглянуть, станет ли она благоволить своим сыновьям или дочерям, если они пожелают сменить ее в роли хозяйки. Так, видимо, и образуется более сложное общество — из поступков конкретных людей в кризисные периоды.

Однако Метью не позволил себе долго размышлять по этому поводу. Важнее было другое: привалившее счастье заставило Миллера расслабиться и на время утратить бдительность. Теперь Метью проводил вне лагеря еще больше времени, готовясь к путешествию.

Как–то ночью его разбудила сильная дрожь, пробежавшая по земле. Ничего необычного в этом не было; они так привыкли к слабым толчкам, что в подобных случаях преспокойно поворачивались на другой бок и снова засыпали. Однако на сей раз Метью уже не смог сомкнуть глаз. Он понятия не имел, который час, но на востоке брезжили первые проблески зари. Он ждал довольно долго — минут десять, а потом как можно тише натянул одежду.

Желая проверить, не разбудил ли ненароком мальчишку, он прошептал: «Билли!» Ответа не последовало. Судя по очертаниям одеяла, мальчик мирно спал. Метью прихватил двустволку и выбрался в ночной холод, никого не потревожив.

Сперва он спотыкался, ощупью двигаясь в направлении бункера, затем мало–помалу его глаза привыкли к потемкам, которые к тому же постепенно рассеивались, уступая место серой предрассветной мгле. Небольшой карманный фонарик, дававший слишком мало света, чтобы им можно было пользоваться на открытом пространстве, оказался нелишним в кромешной тьме бункера. Рюкзак был уже собран, в канистре плескалась вода. Метью вынес то и другое наружу, привязал канистру и двустволку к рюкзаку и забросил ношу на спину. Несмотря на тяжесть, вес был распределен верно, да и сам Метью за последнее время окреп. Он не сомневался, что сможет без труда нести груз.

Прямая дорога к «морю», раз его путь лежал на север, вела бы через Джербург и Фермейн–Бей. Однако при этом ему пришлось бы миновать печально знакомые развалины Сент–Мартина, и он предпочел другой маршрут — мимо памятника павшим в боях. Памятник треснул примерно посередине и опасно кренился набок на фоне светлеющего неба. Цунами прокатилось и здесь: от рощи, пышно именовавшейся Сосновым лесом, не осталось даже сучка. На ее месте образовался склон, и Метью бодро зашагал по нему вниз. Добравшись до берега, он кинул взгляд через плечо и устремился прочь по долине, бывшей недавно дном пролива Расселла.

Как и предупреждал Ле–Перре, труднее всего было побороть отвратительный страх. Метью приходилось ступать на дно во время отливов, и ему был знаком этот нереальный, какой–то враждебный мир, залитый резким светом дня. Сейчас он растерялся гораздо больше. В предрассветной полутьме рифы и верхушки скал приобретали зловещие, потусторонние очертания. Долгие столетия здесь плескалось море; об этом все еще напоминал гнилостный дух, лужицы среди камней, большие и малые раковины. Трудно было поверить, что море сюда уже не вернется. Метью поймал себя на том, что прислушивается, силясь различить отдаленный рокот, который вот–вот превратится в оглушительный рев мстительных, безжалостных морских волн.