Юрий Валин - Львы города Лемберга

Но гораздо важнее "во-вторых". Резво катили "виллисы", тарахтели впереди мотоциклисты-разведчики, лязгал, не отставал М17 с зенитной установкой, и в этом имелось необъяснимое пренебрежение элементарной логикой. Напоремся, непременно напоремся...

БУП[1]-38 и 39, БУП-42, устав бронетанковых и механизированных войск 44-го года, сотни отдельных инструкции и памяток... Некоторые из этих наставлений Вадим Спирин мог цитировать параграфами и пунктами, а то и страницами. Нельзя идти так, наобум, "на дурика". Сколько раз напарывались, и в первые отчаянные и безнадежные годы войны, и в эти дни небывалых наступлений и прорывов...

Единственная пулеметная очередь из окна или подвала - и вся операция насмарку. Важная, действительно важнейшая акция, способная вывести к истокам бедствия, оттянуть катастрофу... Влететь сейчас под пулемет, под "кулак" фаустпатрона, будет абсолютной и непростительной глупостью. Или поймать пулю снайпера. Скорость не так велика, но если капитан не удержит руль...

Коваленко уверенно крутил тонкую и широкую "баранку", джип свернул за мотоциклистами в узкую, неприятно тенистую улочку. Сейчас упадет с крыши связка гранат, стукнет длинной деревянной ручкой по капоту...

"Виллис" - очень уязвимая машина. Недаром янки в Нормандии и Италии пытались ее бронировать подручными средствами. А пассажиры джипа - грибы-поджарки на сковороде. Практически открыты со всех сторон. Любая пуля, понимаете, любая...

В принципе, Вадим осознавал, что иного выхода нет. Невозможно зачистить, прочесать все дома, установить на перекрестках бронетехнику, уничтожить затаившегося противника хорошо подготовленными штурмовыми группами. Нет сил и средств. Командование 1-м Украинским фронтом о Психе и важнейших задачах опергруппы ничего не знает, а знало бы, не поверило. Все происходящее: нелепость и кустарщина. И вмешательство напыщенного полковника Попутного (явного прощелыги и авантюриста) абсолютно ничего не решит. Пусть полковник и изыскал технику и людей - странно, как это ему удалось в условиях уже начавшего и перешедшего в малоуправляемую на местном уровне фазу наступления - но риск неоправдан. Существует порядок, и порядок всегда бьет класс. Закон мироздания, пусть напрочь сухой, пусть лишенный поэзии и блеска порывов личного и массового героизма, но закон.

Вадим много знал о войне. Знал ее бухгалтерию, ее ложь, ее мифы. Знал механику и логику этих грандиозных событий. И знал случайности этой войны, те моменты, когда от пренебрежения мелочами, от слепой пули, от наезда на мину, менялась история...

Как будто они не понимают. Коваленко, пересадивший шофера в кузов и уверенно ведущий джип, пулеметчик, пристроивший "дегтярева" на опущенном и треснутом лобовом стекле. Сам шофер, сжимающий обшарпанный карабин и с любопытством поглядывающий на фронтоны старинных зданий. Мезина, демонстративно отстраненная, словно всю жизнь прокатавшаяся с самозарядкой по чужим городам...

Мотоциклы притормозили - вертел головой сержант на головном аппарате. Коваленко ободряюще махнул рукой, указывая направление - машины разведчиков, плюнули сизым дымом, застрекотали по подъему. Так это уже Каличий проезд, до Цитадели рукой подать...

Подъем... Густая колючая проволока, надписи на немецком, приоткрытые ворота... Коротенькая колонна остановилась. С "виллиса", шедшего вторым, спрыгивали саперы... Обернулся Коваленко:

- Давай, Вадим. Поспокойнее, без суеты.

Это вам говорят, товарищ Спирин. Глупо, чего сидел и ждал, сейчас же не туристом тебя возят.

Вадим, стараясь выглядеть решительным, спрыгнул на дорогу. Ждали саперы, ждал пулеметчик. Ждала, делая вид, что осматривает заграждения, насмешливая Мезина.

Вадим пошел к воротам. Чувствовал, что выглядит нелепо: к массивному бронежилету привыкнуть решительно невозможно - болтаются карманы с "неродными" магазинами, ремень автомата за что-то зацепился...

...Наезженные колеи, но вокруг бурьян, блеклый и пыльный. Кирпич, кажущийся даже древнее чем семьдесят лет спустя. Вадим развернулся боком - совершенно напрасно, створки открыты достаточно широко, но отчего-то сам себе кажешься громоздким...

Сжимая автомат, лейтенант Спирин первым вошел на территорию Stalag-328...

Пулеметчик занял позицию сбоку - сошки "дегтярева" оперлись о выступ австрийской стены. Впереди простирался плац Цитадели, местами мощеный, местами земляной, вытоптанный до каменной твердости. Впереди возвышались строения трехэтажных казарм...

- Вы пошустрей, - сказала Мезина. - Здесь недавно проезжали, но вдруг сюрпризы...

...Это она саперам. Действительно, нужно технику завести...

- Видим, что проезжали. Не отвлекай попусту... - деловито намекнул старшина саперов....

Ворота были проверенны, Мезина и трое саперов, негромко переговариваясь, потянули створки. Спирин машинально сделал несколько шагов в сторону - не покидало безумное ощущение, что он здесь один и Цитадель на него смотрит...

Стало легче, когда вкатила техника. Странно, смысла облегченно вздыхать, когда мимо лязгает бронетранспортер, нет, но ведь определенно легче...

- Что, вообще пусто? - с некоторым разочарованием поинтересовался Коваленко.

- За той постройкой кто-то шляется, - предположила Мезина. - Доски там роняли.

Вадим ничего не слышал, да и как в звуках двигателей можно расслышать что-то постороннее?

- Проверяем, - скомандовал майор, делая знак машинам.

Вадим едва успел вспрыгнуть в "виллис" - покатили, неоправданно резво, в последнее мгновение отвернули от клубка колючей проволоки, мелькнула стена и, завернув, джип едва не влетел в группу людей - те брызнули в сторону от двери и тележки, на которую грузили ящики. Вскинутые винтовки, крики... Человек в совершенно невоенном светлом плаще пятился от вскинутой самозарядки Мезиной, целился в ответ из браунинга. "Девятьсот десятый[2]" машинально отметил Спирин, не зная на кого направлять ствол своего автомата. Отскочившие от джипа фигуры жались к стене: в мундирах и пиджаках, с винтовками, пистолетами, охотничьими ружьями...

- Спокойно! - рявкнул Коваленко. - Кто такие? Что происходит?

- Armia Krajowa! - с вызовом крикнул сухощавый, перетянутый ремнями поляк, показывая на бело-красную повязку на своем рукаве, потом на флаг, кривовато впихнутый в щель над дверью. - Za kogo ty sie, ze sie nie podoba?[3]

Коваленко неспешно сошел с джипа, слегка прогнулся, упершись рукой в "засидевшуюся" поясницу и бросил ладонь к каске:

- Комендантская служба 1-го Украинского фронта. С кем имею честь?

- Porucznik Lwоw. Fort podjete polskiej armii i...

Заявление польского представителя оказалось порядком заглушено лязгом прибывшего бронетранспортера. Нельзя сказать, что полугусеничная машина производила так уж много грохота, но близость стен отражала звук, земля слегка завибрировала, отчего символ польской государственности вывалился из расщелины и, слегка задев по мятой "конфедератке" одного из польских повстанцев, свалился под дверь. Поляки поспешно схватились за знамя, чуть не наступили на полотнище...