Дмитрий Старицкий - Ловец человеков

В посуде много изделий из дерева и глины, металла мало — все больше немецкое или английское олово. Грубое. Насколько понимаю, что-то более престижное заказывают у соответствующих мастеров напрямую. Тут же в продаже исключительно ширпотреб. Но и цены весьма и весьма демократичные.

Торгуют по рядам. Ряд — отдельный вид товара. Пословица русская: «Куда прешь со свиным рылом да в калашный ряд» — как раз не про то, что у чела морда похожа на свиное рыло, а про то, что он прется продать свиную голову там, где торгуют хлебобулочными изделиями, чем злостно нарушает средневековые правила торговли.

Походя купил себе дюжину льняных полотенец и столько же салфеток. Пару простыней и скатерть. Один стрелок тут же превратился в носильщика.

Походный погребец еще присмотрел с набором простой серебряной посуды без изысков и разумных размеров для пития (а то тут везде кубки минимум на пинту, а то и на литр с гаком). Кроме стаканчиков двух размеров в него входили две литровые фляги, мелкие тарелки, солонка и перечница с крышками, но без дырок, комплект столовых ножей и ложек, тоже серебряных. Все на четыре персоны. Вилок нет, придется заказывать отдельно. Все в аккуратном чемоданчике из толстой бычьей кожи, с креплениями, чтобы не побить и не поцарапать в дороге, и с заранее приготовленными местами для скатерти и салфеток. Нужная вещь. Сначала приценился к ней сам и, сделав вид, что мне не понравилось, ушел. А отойдя, послал стрелка купить этот погребец как бы для него самого. Вышло в два раза дешевле. Народный налог на понты еще никто не отменял, а у меня на шее — золотая цепь ордена Горностая.

Еще разорился на заранее очиненные фазаньи перья, бронзовые перочинный ножик и чернильницу с песочницей — тоже в походном варианте: все, кроме чернильницы, складывалось в узкий деревянный пенал со сдвижной крышкой. Носился такой пенал на поясе, на завязках. Тут всё на поясе носят — до карманов еще не доросли. А чернильница вешалась как орден на шею, на приличной такой цепи — кобель не сорвется.

И с самого края базара зацепил на излете большой набор аккуратно сделанных гребешков и расчесок из можжевельника с зубьями разной частоты, а то волосы длинные — за ними уход нужен. Пусть Ленка трудится. Я ей еще ножницы закажу. Нормальные. С винтиком.

Дверь дома банкира встретила нас новой малой архитектурной формой: на слуховое окошко снаружи была прибита бронзовая решетка. Быстро тут у них решения принимаются. Уважаю. А может, это порка привратника так стимулировала. Да и нос у него как бы ни разу не казенный.

В этот раз мы даже в дверь постучать не успели, как она резко открылась настежь, едва мы вступили на крыльцо, и встречал нас на пороге сам хозяин дома в почтительном поклоне.

Долго в доме Вельзера мы не задержались. Ровно настолько, сколько потребовалось мне времени на варку кофе, его дегустацию и выслушивание хвалебной лести моим кулинарным изыскам. Даже с кухни никуда не уходили.

Будущий беарнский эскудеро был заранее облачен в дорожное платье и собран, ему на улицу вывели коня — красивого вороного фриза, и в сопровождении двух своих вооруженных слуг на ронсенах он повел нас из города знакомить с капитаном галеры.

Скакать пришлось прилично, километров пять-шесть от города на запад, почти к эстуарию Луары.

Путь наш проходил мимо сгоревшего порта, напоминавшего скорее кладбище кораблей. Останки пакгаузов энергично разбирали погорельцы, стараясь найти что-либо чудом сохранившееся от пожара. Мелкий древесный уголь ссыпали в бурты, а обгоревшие, но еще целые бревна укладывали в штабеля для продажи на дрова.

— С удовольствием раскупят их горожане, ваше высочество, — просветил меня банкир. — Цена будет очень привлекательной, ибо чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.

— Мэтр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг города полно. Больше чем леса.

— Ах, ваше высочество, сразу видно, что сферы мелочной торговли ниже вашего горизонта, в котором вы мыслите большими стратегиями. Деревянный склад быстро возводится и очень быстро себя окупает, а каменный — это уже долговременное вложение. Для того, кто работает на обороте, это все равно что закопать деньги в землю. Да и не бывает чисто каменных зданий. Перекрытия, стрехи, внутренние перегородки, окна, ставни, ворота все равно будут деревянными. При таком большом пожаре и в каменном здании найдется чему гореть — тот же товар, пусть даже крыша будет из сланцевой черепицы. Вот увидите, что через неделю они уже начнут ставить новые пакгаузы, такие же как были, на тех же местах.

— А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару? — посмотрел я на их обугленные останки.

— С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать, без причала? Сами увидите, ваше высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят, как было.

— Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.

— Простите меня, ваше высочество, за образную фигуру речи, — потупился Вельзер.

Наверняка сейчас внутренне костерит себя банкир на все лады за допущенный косяк. Если принц себя ведет запросто, то это еще не повод для амикошонства со стороны представителя третьего сословия.

— Все нормально, мэтр, мы не сердимся, — отмахнулся я.

— Благодарю вас, ваше высочество, — низко, насколько позволяло седло, поклонился банкир, — вы очень добры ко мне.

Выставка достижений погорелого хозяйства наконец-то закончилась, и мы выехали в чистое поле. Действительно порт в Нанте не столько большой, сколько очень длинный. И будет еще длинней. С края от погорельцев расчищали площадку от камней и кустарника для нового причала и пакгауза.

— Ого, — вырвалось у меня, — это кто же такой оборотистый предприниматель?

— Вы мне льстите, ваше высочество. Любой на моем месте воспользовался бы благоприятной ситуацией.

«Ну и жук ты, банкир Вельзер!» — подумал я. Не удивлюсь, если первые корабли со специями, которые придут в Нант, будут твои или твоих подельников-сарацин.

После километра-полутора пустырей вдоль дороги стали появляться большие яблоневые сады, разносившие по округе восхитительный аромат спелых плодов. На некоторых участках уже шла уборка урожая. Никакой ограды эти сады не имели. По обычаю любой может зайти в сад и съесть столько яблок, сколько в него влезет. Голодный человек — это плохо. А вот вынос за границы сада хоть одного плода уже квалифицируется как воровство. Со всеми вытекающими суровыми последствиями.