Франческа Уайльд - Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

И он ничего не ел целых три дня.

И тогда король стал скорбеть и горевать, что вся Ассоциация бардов пирует и пьет, пока Сенхан, главный поэт Ирландии, постится и слабеет. Так что он послал своего любимого слугу, человека с приятными манерами и чистоплотного, чтобы предложить барду особые блюда.

– Убери их, – сказал Сенхан, – ничего этого я есть не буду.

– А почему же, о, царственный бард? – спросил слуга.

– Потому что ты уродливый юноша, – ответил Сенхан. – А у твоего дедушки отслаивались ногти – я же его видел; так что из твоих рук я еду брать не буду.

Тогда король позвал к себе прекрасную девушку, свою приемную дочь, и сказал:

– Госпожа, принеси этот пшеничный хлеб и эту тарелку лососины блистательному поэту и послужи ему сама.

И девушка пошла к нему.

Но когда Сенхан увидел ее, то спросил:

– Кто тебя сюда послал и почему ты приносишь мне еду?

– Мой господин король послал меня, о, царственный бард, – ответила она, – ибо на меня приятно глядеть, и попросил меня подать тебе еду самой.

– Убери ее, – сказал Сенхан, – ты некрасивая девица, и я никого не знаю уродливее. Я же видел твою бабушку; однажды она сидела на стене и указывала своей собственной рукой дорогу каким-то проходившим мимо прокаженным. Как же мне теперь прикоснуться к твоей еде?

И девушка удалилась в печали.

Тогда король Гуайре действительно разозлился и воскликнул:

– Проклятие мое на уста, что изрекли это! Пусть поцелуй прокаженного будет на губах Сенхана перед тем, как он умрет!

А там была одна юная девушка-служанка, и она сказала Сенхану:

– Есть тут куриное яйцо, господин мой, может, мне принести его тебе, о, главный бард?

– Его хватит, – сказал Сенхан, – принеси его, и я смогу поесть.

Но когда она пошла за яйцом – смотри-ка, яйцо пропало!

– Это ты его съела! – воскликнул в гневе бард.

– Нет, господин мой, – ответила она, – но мыши, это ловкое племя, унесли его.

– Тогда я заклеймлю их сатирой в поэме, – сказал Сенхан и тут же спел такую жуткую сатиру против них, что десять мышей тут же умерли в его присутствии. – Ну вот и хорошо, – сказал Сенхан, – однако винить следует тут в первую очередь кошку, ибо именно в ее обязанности входит держать мышей в рамках приличия. Поэтому я произнесу сатиру на кошачье племя и их главного повелителя, Ирусана, сына Арусана. Ибо я знаю, где живет он со своей женой Огнеплюйкой, и своей дочкой Острозубкой, и с братьями ее, Мурчалом и Рычалом. Но начну я с самого Ирусана, ибо он король и несет ответственность за всех кошек.

И сказал он:

– О, Ирусан, чудище с когтями, что нападает на мышей, но отпускает их; о, слабейший из котов! Хорошо поступила та выдра, что откусила кончики ушей твоего предка, так что у всех котов с тех пор уши зазубренные. Пусть опустится твой хвост – это правильно, ибо все мыши смеются над тобой.

А Ирусан услышал эти слова в своей пещере и сказал дочери своей Острозубке:

– Сенхан произнес на меня сатиру, но я буду отмщен.

– Что ж, отец, – ответила она, – приведи его сюда живым, чтобы мы все ему отомстили.

– Тогда я пойду и приведу его, – сказал Ирусан, – и пошли своих братьев вслед за мной.

А когда Сенхану сказали, что король кошек отправился в путь, собираясь прийти и убить его, то он испугался и попросил Гуайре и всех знатных людей остаться с ним и защитить его. И вскоре послышался громкий, настойчивый звук, как бушующая буря огня, разгоревшегося в полную силу. И когда появился кот, им показалось, что он размером с бычка; и таков был его вид – хищный, тяжело дышащий, с зазубренными ушами, со вздернутым носом, с острыми зубами, быстрый, злой, мстительный, со сверкающими глазами, жуткий, с острыми когтями. Вот так он выглядел. Но кот прошел среди них, ни на кого не обращая внимания, пока не подошел к Сенхану; и он схватил его за руку и повалил на спину, и ушел оттуда до того, как кто-нибудь успел прикоснуться к нему, ибо у него не было другой цели, как только схватить самого поэта.

Итак, Сенхан, оказавшись в затруднительном положении, прибег к лести:

– О, Ирусан, – воскликнул он, – как воистину великолепен ты, какой бег, какие прыжки, какая сила и какая ловкость! Но что же плохого сделал я, о, Ирусан, сын Арусана? Пощади меня, прошу! Я призываю святых, чтобы они рассудили тебя и меня, о, великий король кошек.

Но ради всех этих красивых слов кот и не подумал отпустить его, но отправился прямиком в Клонмакнойс, где располагалась кузница; и случилось так, что святой Киаран стоял там у двери.

– Что же! – воскликнул святой. – Неужели это главный бард Ирландии на спине у кота? Неужели так и закончилось все гостеприимство Гуайре?

И он побежал и схватил раскаленный докрасна кусок железа, что был в печи, и ударил им кота сбоку, так что железо прошло через него, и он упал без признаков жизни.

– Проклятие мое на ту руку, что нанесла этот удар! – сказал бард, встав на ноги.

– А почему бы это? – спросил святой Киаран.

– Потому что, – ответил Сенхан, – я скорее предпочел бы, чтобы Ирусан убил меня и съел по кусочку, чтобы я мог навлечь позор на Гуайре за всю ту плохую еду, что он давал мне, потому что именно из-за его жалких обедов и попал я в такую беду!

И когда все остальные короли услышали о несчастьях Сенхана, то они послали к нему с просьбой, чтобы он посетил их двор. Но он не хотел ни поцелуев, ни привета от них и отправился своим путем в жилище бардов, где всегда можно было жить самой лучшей жизнью. И с тех пор все короли боялись обидеть Сенхана.

Так что, пока он жил, Сенхан занимал лучшее место на пиру, и все знатные люди были вынуждены сидеть ниже его, и Сенхан был этим доволен. И со временем он помирился с Гуайре, и король в самом благородном духе задал Сенхану, и всем олламам, и всей Ассоциации бардов пир, который продолжался тридцать дней; и он давал им есть самое изысканное мясо и пить самое лучшее французское вино, поданное в серебряных кубках. И в ответ за его великолепное гостеприимство Ассоциация бардов приняла единогласное решение выразить благодарность королю. И они восхваляли его в поэмах, как Гуайре Щедрого, и под этим именем он всегда был известен в истории, ибо слова поэтов бессмертны.

Ирландские короли в древние времена оказывали при своих дворах блистательное гостеприимство и, как говорили, никогда не начинали веселье, если не присутствовала по крайней мере сотня знатных людей. Следующими по рангу и роскошной жизни после королей были ученые люди, олламы и поэты; их сажали рядом с королем и выше знатных людей на праздниках; и вид ард-филе по таким случаям был самым роскошным – он носил белые одежды, застегнутые золотыми брошками, а на голове – золотую диадему; рядом с ним лежала золотая арфа, за которую он брался, когда его охватывало поэтическое безумие, и его пальцы пробегали по струнам, исполняя песни любви или восхваляя бессмертных героев. У одной королевы была привилегия просить поэта исполнить что-нибудь на королевском пиру, и, пока он декламировал, никто не осмеливался прервать его хоть словом.