Александр Конторович - Смертник в серой шинели. Тетралогия

Но получить в лобешник толстенный подарочек (а арбалет заряжен тяжелым болтом — это я хорошо вижу) меня отнюдь не прельщает, и я тоже нырком лечу на пол, каждое мгновение ожидая услышать щелчок спускового механизма.

Кубарем пролетаю пару метров — выстрела все нет, выхожу вприсядку, пора уже и вдругорядь в сторону уходить…

И вижу, как вынырнувшая откуда-то снизу нога смачно долбит стрелка точняк в район морды…

Хрустнула кровать, злодея отбросило в сторону. Вывернувшийся сбоку второй монах (и как только он там оказался?) одним движением вышибает у него арбалет и буквально сворачивает оппонента в бараний рог.

Тот еще пытается трепыхаться — его рука рвется к шее. Ага, там у него кольцо!

Не придумав более ничего лучшего, поворачиваю клинок в руке и, подскочив к стрелку, плашмя луплю его по скуле.

Клинок все-таки не полкило весит, да и замах у меня отнюдь не женский — так что клиенту поплохело… Руки его обвисают, и он откидывается на стену.

Хрустят кости — это монахи заворачивают стрелку руки за спину. Один из них выдергивает откуда-то нож и резким движением распарывает злодею одежду. Срезает с шеи ремешок с мешочком и отбрасывает его в сторону.

— Ф-ф-у…

Оборачиваюсь назад — у выхода из коридора стоит Лексли. В руках держит арбалет. Это он прикрывать нас собирался?

Кот опускает оружие и вытирает лоб.

— Я уже собирался стрелять…

— Спасибо, — серьезно отвечает один из монахов. — Слава Всевышнему — не понадобилось.

Наверху вдыхаю воздух всей грудью — хорошо! Монахи и Коты все еще обшаривают подземелье, выволакивая на свет какие-то трофеи. Осматривают ворот, пытаясь распознать его назначение. А я сижу на лавочке, около входа в будку привратника, подставив лицо яркому солнышку.

Ну какого, скажите, рожна меня понесло в это подземелье?

Путаться под ногами у таких профи, как Коты и монашеский спецназ?

Да они и без меня слепили бы эту парочку, как слепых котят!

А вот шанс словить болт имелся. И весьма основательный!

Сбоку обозначается движение — брат Рон.

— Присаживайтесь, — киваю ему на лавочку, — тут еще полно места.

— Спасибо, — он садится рядом со мною. — Пить хотите, милорд?

— Хочу. И есть хочу тоже. У меня так всегда после драки — быка бы съел!

Монах понимающе кивает и достает откуда-то из-под рясы небольшую фляжку.

— Еды у меня нет, а вот жажду утолить можно.

Чуть кисловатый напиток приятно освежает горло. Эх, надо будет рецептик попросить — Мирна будет рада.

— Спасибо, — возвращаю ему полупустую флягу. — Ничего, что я так много выхлебал?

— У нас у каждого запас, милорд. Не волнуйтесь, хватит всем.

— Ну и славно.

— Должен сказать вам спасибо, милорд! Вы здорово помогли моим товарищам там, внизу.

— Да ладно вам… Под ногами не мешался — уже хорошо. Мне-то до их уровня еще, как до Пекина раком…

— Куда? — Рон удивленно приподнимает бровь.

— Ну… словом, далеко еще. Есть чему учиться.

— Не скажите, милорд! Так видеть и слышать в темноте — этого никто из нас не может. Да и ваш фокус с использованием клинка вместо зеркала — учтем!

— Дарю.

Подходит Лексли. Этот без долгих слов лезет за пазуху и вытаскивает сверток. Разворачивает его и протягивает нам обоим по куску хлеба с ветчиной. Для себя у него тоже кое-что остается.

Киваю ему на скамейку — садись!

Он присаживается, и монах протягивает ему флягу.

Кот удивленно поднимает бровь, но не ломается, а отпивает из нее приличный глоток. Благодарно кивает и возвращает ее владельцу.

Рон тоже не ломается и уплетает ветчину за обе щеки.

— Ну как там? — спрашивает он.

— Роем еще… Выход в нижний коридор нашли. У них вода кончилась, так что не сегодня завтра вылезли бы сами.

Монах пожимает плечами.

— Ну и хорошо. По крайней мере, уйти незаметно не смогли бы.

Неслышно ступая ногами по брусчатке, подходит еще один монах.

— Пленный очнулся. Тот, которого вторым вытащили.

Подходим к нему. Мужик мрачно смотрит на нас. Во рту у него торчит деревяшка — монахи быстро усвоили полученную от меня информацию.

Увидев меня, пленный дергается, пытаясь отползти.

Боится?

Значит, уважает.

В моей голове вспыхивает мысль, и я присаживаюсь перед ним на корточки.

Вытаскиваю клинок и втыкаю его в землю, так, чтобы он его хорошо видел.

— Знаешь, что это такое?

Кивок — знает.

— Я ударил им тебя по лицу. Плашмя. Ты знаешь, что это означает?

Откуда ж ему знать? Я и сам-то про это не в курсе.

Он мотает головой — точно, не знает. Жаль, я думал, что хоть кто-то расскажет мне что-нибудь новое.

— Теперь я могу сделать тебя его рабом. Как здесь, так и после смерти. Если бы я хотел тебя убить — ты был бы мертв. Но я пока этого не хочу. Ты еще нужен мне, пока еще не знаю — надолго ли? Хочешь спросить — зачем?

Он кивает.

— Став его рабом, ты предашь все, во что верил. Предашь всех, кого знал. Я скажу — и ты убьешь их своими руками.

В глазах пленного вижу неприкрытый ужас.

— Хочешь — я прикажу, чтобы ты убил своего товарища? Разорвал его голыми руками? Это будет интересно и необычно — я от души посмеюсь.

Вы считаете меня исчадием ада? А как следует вести себя такому персонажу? Учитывая то, что сами эти ребятишки далеко не примеры для подражания, мне они должны приписывать и вовсе жуткие злодеяния. Такие, чтобы им самим не по себе стало бы. Или я ничего не понимаю в психологии. Смею надеяться, что это не так. Вот на моем знании некоторых тонкостей и сыграем…

Своим руководителям этот тип обязан верить безоговорочно. Стало быть, все, что обо мне они ни понарассказывали — должно им восприниматься как «Отче наш»! Усомниться хоть в малости — усомниться в праведности своих учителей. А этого он сделать не может. Во всяком случае — не должен. Да и вся история только подтверждает мои нынешние слова. Как там мой предшественник у них порезвился? Такую зачистку организовал, что и до сих пор они его помнят небось. У меня и у самого мурашки по коже бегают, а уж у этих-то товарищей Серый должен просто беспредельный ужас вызывать. И такую же ненависть.

Резюме — мне он поверит. Если я буду и дальше изображать из себя запредельного негодяя, каковым, с их точки зрения, и являюсь. Кстати говоря, то, что их посланец покончил с собой после нашего разговора, должно косвенно играть на мою версию.

— Ты в курсе, отчего ваш посланец, тот, что со мною говорил, покончил с собой?

Отрицательный жест.

Не ведает — и это хорошо.

— Ваши иерархи осведомлены о том, что я могу сделать рабом клинка любого человека. Вот и в данном случае они постарались этого избежать. Мне пришлось просто его убить. Ты же знаешь, куда он теперь попал…