Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

– Я вижу только, что лучше не будет… А хуже? Всё зависит от того, в чем причина. Но этого я не могу понять…

Маша глубоко вдыхает, словно я ее ударила под дых.

– Вы… вы ведь не сказали этого Максиму.

– Нет. Я не знаю, как будет правильно, потому что не знаю, что происходит.

Машины глаза широко распахиваются.

– Как? И вы – тоже? Я думала… вы же взрослая… и врач…

– Я не совсем врач. Но взрослая, и мне некого позвать на помощь, если я не могу решить задачу. – Я улыбаюсь. – Но к этому можно привыкнуть. Маша, что именно украла у вас Лиза?

– Лекарство. Мне назначили… Сама, кстати, и покупала. Хорошо, у меня запас есть… Вот. – Она подходит к шкафу, выдвигает ящик, роется, достает рецепт. – Вы можете прочесть?

Конечно, могу. Это ретилан – мой старый добрый знакомый, так как его принимает большая часть моих «вечерних деток». Препарат нового поколения для лечения гиперактивности и патологии внимания, «умное» лекарство с транспортными молекулами, избирательно активирующее восходящий путь ретикулярной формации. Зачем он Маше – понятно. Но зачем он Лизе? Заметила у себя симптомы, напомнившие ей симптомы Маши, и решила заняться самолечением? На прежнюю Лизу не похоже. Но она изменилась, причем это произошло гораздо раньше, чем она побывала у Тамары. По крайней мере, так говорит Маша, и у меня нет оснований ей не верить.

А то, что она украла ретилан сразу перед тем, как поехать к Тамаре, – это совпадение? Но чем ретилан мог ей повредить? Даже если принять сразу весь пузырек… Плохо, конечно, будет, но не настолько. Можно загнуться от сосудистого коллапса, да. Но если выживешь, останешься в здравом уме и твердой памяти. А Лиза, наоборот: с давлением всё нормально, но по мозгам будто блендером прошлись.

Ладно, это можно обдумать позже. Что сейчас? Ах да, Шакунтала, кольцо-примета! Это очень тонкая надежда, как молодая сосулька, но я чувствую на языке ее вкус.

– Маша, помогите мне еще немного, и, может быть, мы решим задачу. Это у вас Лизино кольцо? Я видела у нее похожий комплект.

– Да. Мне Максим разрешил, я взяла на память.

– А там есть архив?

– Архив?

– База данных.

– О! Я не знаю.

– Вы дадите мне посмотреть?

– С собой?

– Да.

– А вы вернете?

– Конечно. Я хочу понять, что было с Лизой до того, как всё случилось. О чем она думала? Может быть, там есть записи…

– Вы выйдете за Макса?

– Я не Ребекка, – быстро отвечаю я.

Глаза Маши распахиваются от изумления.

– Это такой роман, – объясняю я поспешно. – То есть Ребекка была как раз первая жена, злодейка… Ладно, это неважно. Я хотела сказать: не Джейн Эйр… Знаешь, кто такая Джейн Эйр?

– Лиза мне читала давно, но я не помню…

– Ну ладно… В общем, я не из той истории, где девушка помогает вдовцу найти убийц его первой жены и… Тем более что Максим – не вдовец… И я…

– А вы ведь похожи на меня, – неожиданно говорит Маша.

– Пожалуй, – соглашаюсь я.

На самом деле всё просто: я успела подстроиться под Машу и успешно ее «отзеркаливаю», благодаря чему заговорила на ее языке. Временный эффект. Надеюсь.

На самом деле, идея, пришедшая мне в голову, очень умозрительна. Когда-то я читала статью в околопсихологическом и полунаучном журнале об использовании постоянных носителей. Понятно, что люди не до конца доверяют хранению файлов в облаках и предпочитают наиболее значимую информацию носить в собой. В статье автор рассматривал характер файлов, сохраняемых на различных постоянных носителях. Он писал, что можно проследить закономерности. В серьгах, как правило, сохраняли актуальную информацию, которая могла потребоваться в любой момент, в том числе, когда доступ к облаку перекрыт хакерской атакой. Поэтому буфера серег постоянно обновлялись. В браслетах и на брелоках чаще всего хранили фотографии и видео, от официальных до дружеских, а также резюме, отзывы, рекомендации, текущие статусы, виш-листы – всё, что составляет «социальное лицо» человека. На кольцах же хранили наиболее личную, интимную информацию. И когда я увидела Лизино кольцо на пальце ее сестры, то поняла, что есть хороший случай эту теорию проверить.

Кроме того, если рассказ Маши – правда, то в корне меняется расклад. Выходит, с Лизой всё случилось не в одночасье: она начала меняться задолго до того, как переночевала у Тамары. И суть этих изменений мне хорошо знакома. Нейрофизиологи называют их «лобные потери»: дефицит внимания, обеднение интересов, утрата представлений о социально-одобряемом поведении. Лиза – не Юлия и не могла столь же ясно отдавать себе отчет о своем состоянии, но тем не менее, возможно, она смогла заметить перемены и написать об этом. И, возможно, проговориться о причинах, если она о них догадывалась. И самое лучшее место для таких записей – кольцо.

И вот сейчас я дома, подключила кольцо через кулон к уникому. И обнаружила ровно один файл, озаглавленный очень интригующе: «Заметки о Л.» Пытаюсь его открыть, но он запаролен. Чего и следовало ожидать. Мат в один ход, потому что я не умею вскрывать пароли. Припоминаю то, что рассказывала мне Катя, ищу в Сети данные, ввожу день рождения Лизы, потом – день рождения Максима, потом – день рождения Маши. Эффект нулевой. Кажется, Лиза меня обыграла. Можно было бы посоветоваться с Катей, у нее всегда найдется знакомый с соответствующими навыками, но Катя в последнее время мрачна и неразговорчива – видимо, какие-то проблемы в театре, не хочу ее лишний раз беспокоить. Поэтому откидываюсь в кресле, заложив руки за голову, и начинаю искать новый взгляд на проблему.

За окном – розовый вечер, погода снова переменилась, натянуло облаков, потеплело, солнца не видно, но оно чувствуется по рассеянному розовому свету, подкрасившему серый хрупкий весенний снег. Дорожки грязные, бурые от песка, но и на них лежит всё тот же почти незаметный розовый отсвет.

Снова поворачиваюсь к экрану уникома, но в голову по-прежнему не приходит ни одной идеи. Борюсь с желанием встать к уникому спиной, голова между колен, для свежего взгляда. Останавливает лишь то, что Катя может войти на кухню. Поэтому я только зажмуриваюсь, слежу за синими змейками, которые скачут перед закрытыми глазами (остаточные импульсы в нейронах сетчатки), потом глаза открываю. И замечаю кое-что. В рабочем поле у меня стоит ограничение по умолчанию: «Только файлы в форматах, выпущенных за последние пять лет». Действительно, в старых форматах сейчас никто не работает. Но для спрятанных файлов – самое то. Переключаю поле в режим «Все файлы». И – вот он тут как тут, маленький файлик с симпатичным именем «gfhjkm». Эту шутку я знаю, мы подобным еще в школе баловались: писали друг другу письма в латинице. И «gfhjkm» как раз и означает «пароль». Что и требовалось доказать.