Игорь Николаев - Война за империю

— Ключ? — отрывисто спросил Карл Харнье. Радист понял с одного слова и отозвался тоже кратко, строго по делу:

— Ключ с интервалом в полминуты. Хорошо, что лампы прогрели. Сигнал хороший, 'боевики' держат направление.

— Кидаем? — спросил бомбардир.

— Ждем, — скомандовал Карл.

Налеты и блокировку вражеских аэродромов лучше всего производить ночью. Но это слишком сложно, необходимо добиваться идеального согласования всех действий, потому что если блокировка не удается в первые пять-шесть минут, то аэродром успевает погасить все огни, поднять в воздух готовые к вылету машины и откатить с полос, а то и укрыть в капонирах остальные. Тогда можно с чистой совестью сбрасывать бомбы в ночную мглу и возвращаться за разносом от начальства.

Но есть и другой путь — постараться захватить 'время чудес', когда ночь уже закончилась, а утро еще не началось. Все дежурные на земле устали и поневоле расслабились, естественного света очень мало, но уже можно различить наземные цели. Если все сделать правильно, то блокировка ранним утром поможет снести аэродром вчистую. Однако и цена ошибки умножается — самолетам легче бомбить, но и их хорошо видно на фоне светлеющего неба.

Утренний штурм — занятие не для слабаков. Как во всяком серьезном деле, здесь нужно разделение труда. Отдельно действует группа, связывающая боем истребители противника, отдельно — группа постановки помех, еще есть и основная боевая группа, которая должна выбомбить наземные постройки. Без взаимодействия и помощи друг другу не будет победы. Поэтому общей команде, собранной из разных элементов, нужен лидер — тот, кто ведет за собой всех, распределяет цели, при необходимости подсвечивает ее и контролирует результат. Тот, кто первым приходит и последним покидает небесное поле боя.

…Надо сказать, что газеты сильно приукрашивают. Не так уж и жарко в воздухе. Те, кто совершают вылеты, говорят по возвращении, что в основном все заканчивается стрельбой в воздух. Никто не хочет умирать напрасно и не стремится искать приключений…

Здесь, наверху, уже было достаточно светло, чтобы читать карту без подсветки. Вдали алой чертой вспыхнула линия горизонта — со стороны казалось, что кто-то взмахнул гигантской бритвой и одним движением разрезал ночной полог, за которым розовел грядущий рассвет. Но внизу, на земле, еще правила бал тьма.

Аэродром быстро гасил огни, яркие точки исчезали, как огоньки свечей на сильном ветру, но Харнье и бомбардир уже увидели все, что требовалось.

— Теперь бросаем, — отрывисто приказал Карл, крепче взявшись за штурвал. Обычно в эти минуты командир передает управление второму пилоту, чтобы полностью сосредоточиться на руководстве боем, но Харнье предпочитал чувствовать машину от начала и до конца вылета. Несмотря на толстые летные перчатки, рубчатые рукояти словно впечатались в ладони, как иглы ежа. 'Грифон' закончил разворот и в тот момент, когда бомбардировщик лег на идеально ровный курс, из объемной утробы посыпались осветительные бомбы.

…Очень жаль, но скорее всего в будущем меня так и не допустят к полетам. Буду сидеть на земле и ждать, что, быть может, и мне доведется снова подняться в воздух за Германию и нашу победу…

Заряды были выставлены так, чтобы САБы воспламенялись на разных высотах, освещая все поле боя. Ослепительно белые вспышки шли сплошной чередой сзади и внизу, отражаясь в стеклах кабины пронзительными отблесками. Множество рукотворных лун зависли, медленно опускаясь, как причудливые и загадочные елочные игрушки. Штурман орал в микрофон, указывая световые ориентиры для ведомых бомбардировщиков, бомбардир крутил верньеры аппаратуры, готовясь отправить вслед за 'светляками' 'яйца дьявола' — бомбовые кассеты. Оружие, первоначально задуманное для поражения пехоты, оказалось очень подходящим для повреждения взлетно-посадочных полос. Из каждой кассеты вылетало больше сотни маленьких чугунных цилиндров со взрывчаткой. Удар о землю взводил хитрый взрыватель, грозящий смертью или еще страшнее — увечьем — любому, кто потревожит бомбу-'бабочку'. При удаче так можно было надолго вывести из строя сразу две-три полосы, сорвав взлет и посадку вражеских истребителей.

Загремели злобными трещотками пулеметные турели 'Грифона' — англичане все же успели 'подбросить к небу' несколько самолетов, хотя обычно даже не пытались взлететь под бомбами. Или, что вероятнее, подтянулось воздушное прикрытие. Сейчас или бомбардировщик будет сбит, а операция сорвется, или четырехмоторный лидер продержится до прибытия собственного эскорта.

— Наши! Подошли! — крикнул радист. Но огненные пунктиры трассирующих очередей уже тянулись к 'Грифону' сразу с трех направлений — англичане тоже видели основную блокирующую группу и отчаянно старались сбить воздушный командный пункт за оставшиеся даже не минуты — секунды.

…Впрочем, еще говорят, что хотя сражения в небе теперь не такие горячие, как было в прошлом году, англичане все равно уже не те. Эта война скоро закончится, и я вернусь, так и не сбросив ни одной бомбы на проклятый остров. Очень жаль!..

Атака тяжелого бомбардировщика истребителями похожа на попытку первобытных людей свалить мамонта. Нужно много раз попасть в самолет, чтобы он, наконец, осветил небо огненным следом падения. И английские истребители очень старались, бешено атакуя 'Грифон', пренебрегая яростным, но неточным в утренних сумерках огнем бортовых турелей. Корпус бомбардировщика гремел и содрогался под градом двадцатимиллиметровых снарядов пушек Испано-Сюиза, но все еще держался, хотя 'Грифон' поливали огнем, как из лейки.

Глухо хрупнуло лобовое стекло кабины, на уровне головы Карла появилось мутное белесое пятно размером с футбольный мяч — слоеный пакет прозрачной пластмассы выдержал попадание, но ощутимо прогнулся внутрь. И сразу же новая крупнокалиберная пуля с тем же глухим чмоканьем ударила совсем рядом с первой. Карл прикусил губу, выводя машину на новый разворот, стараясь, чтобы штурман и радист видели аэродром как можно лучше. Помутневшая панель остекления начала осыпаться внутрь мелкими крошками, пронизывающий ледяной ветер резанул по лицу как ножом, несмотря на шлем, летные очки и маску.

…Хотя здесь на базе неплохо живется. Питание как в ресторане, раз в два-три дня нам привозят новые фильмы, на следующей неделе обещали русскую комедию про колхозную жизнь и еще что-то из их истории. Наш командир сильно ругал русских, потому что они сняли фильм про то, как якобы побеждали Пруссию в Семилетнюю войну. Но эту ленту нам наверняка не покажут.

Агнета, не беспокойся за меня, в том, что я сижу на земле есть и хорошее — врага я вижу только в газетах. Альфред, как лошадка, которую мы вместе починили? Люблю вас и надеюсь на скорую встречу. Ваш Карл.