Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

– Ну, ты, Николай Павлович, просто гений подковерных игр…

– Да при чем тут подковерные игры? – вспылил Гурский, дернувшись и тут же зашипев от боли. – Не понял ты, Виталий. Помнишь, как древние говорили насчет гонца, принесшего победную весть? Вот тот, кто столь важного пленника в Берлин доставит, и есть этот гонец. А это ведь не только слава, но и внеочередное звание и особое отношение верховного главнокомандующего.

– И кто это, по-твоему?

– Понятия не имею, – стушевался Гурский. – Но фигура, определенно, должна быть рангом никак не ниже генерала. Так что вопрос, скорее всего, к тебе, Виталий. Сам же говорил, что историей интересовался.

Я пожал плечами, хоть поручик на меня и не глядел:

– Сложно сказать, мы сейчас в полосе наступления группы армий «Центр». То есть танковых групп Гота и Гудериана, которые позже станут армиями. Впрочем, группа Гудериана наступает не совсем тут. Так что, если исходить из твоей логики, за Яковом может приехать или кто-то из этой сладкой парочки, или любой из комдивов танковых дивизий, у них тоже звания неслабые. Кто именно? Понятия не имею, тут нужно, скорее, на расположение частей на вчерашний день смотреть.

– Какой парочки? – заинтересовался Гурский, но я лишь махнул рукой, мол, не обращай внимания. Ну не рассказывать же ему про рекламу девяностых годов?

– Но вообще, знаешь, Коля, вполне логично. Ты меня почти убедил. Вот только что нам конкретно-то делать? Засаду на той дороге устроить? Так не успеем уже, через полтора часа светать начнет, да и местность, сам видел, неподходящая. Нас просто перестреляют.

– А кто говорит про засаду именно сейчас? – хмыкнул поручик. – Если уж и делать ставку на мои, скажем прямо, ничем не подкрепленные умозаключения, то нам следует перехватить их как раз тогда, когда они станут возвращаться, согласен? То есть у нас есть как минимум несколько часов на то, чтобы выбрать подходящее место и оборудовать позицию. Ну, если они, конечно, все-таки станут возвращаться именно по этой дороге.

– В чем я после нашего недавнего небольшого недоразумения со стрельбой вовсе не уверен…

– Совершенно верно. Скорее всего, они изменят маршрут. Но иной возможности попытаться отбить Якова я просто не вижу. Искать его в мешанине наступающих германских и отходящих наших частей определенно бессмысленно. Погубим бойцов и сами погибнем. Согласен?

– А есть выбор? – криво ухмыльнулся я. – Ладушки, давай так: полагаю, спать нам уже не придется, так что бери карту и подбирай подходящее для засады место. А я танкиста разбужу и вместе со старшиной прикину хрен к рылу. Ну, в смысле обрисую наши ближайшие планы с прочими диспозициями. Выдержишь, Коля? Ты ж, как ни крути, раненый?

– Выдержу, – спокойно блеснул белками глаз поручик. – И похуже бывало. Ступай, а я пока по карте прикину. Как ты там сказал? Хрен к рылу, да?

– Именно. И даже не думай спрашивать, что это означает!

– Знаешь, – задумчиво произнес поручик убийственно-серьезным голосом. – Самое страшное, что я уловил смысл. Чудовищно, но если так и дальше пойдет, я определенно превращусь в человека двадцать первого столетия! И это ужасно…

– Ну, бывает и хуже… гм, короче, не парься, ваше благородие. Кстати, сие выражение к бане отношения не имеет.

– Кошмар, но я и это понял…

Фыркнув под нос, я подхватил автомат и пошел искать Якунова со старшиной.

– Вот таким образом все и обстоит, товарищи. У нас есть шанс, пусть небольшой, но есть. Но выдвигаться необходимо уже сейчас, тогда мы, вероятно, опередим противника. И выполним нашу боевую задачу. Если же нет, – поручик выдержал недолгую паузу, – если гитлеровцы поедут другой дорогой, мы продолжим нашу борьбу в тылу противника. И двинемся, уничтожая их тыловые порядки, в сторону фронта. Как временный командир отряда, спрашиваю: все согласны? Если есть те, кто считает иначе, прошу высказаться здесь и сейчас.

Разумеется, все промолчали – можно подумать, кто-то сомневался. И Гурский отдал команду оправиться, проверить оружие и строиться для ночного марша. А затем сделал мне знак, что хочет о чем-то переговорить.

Когда я подошел, поручик попросил то, чего я уж никак не ожидал:

– Виталий, не сочти за бред, но… ты не мог бы осмотреть рану?

– Что? – ему удалось меня удивить. – Зачем? Я же полчаса назад тебе перевязал?

– И все же… – уклончиво ответил тот. – Понимаешь, на Гражданской меня дважды ранили, и я прекрасно помню те ощущения. Но сейчас определенно что-то не так. Свербит в боку, мочи нет. Давай отойдем?

– Ну, давай, – пожал я плечами. – Только выдумываешь ты, Коля. Ну что могло измениться за тридцать минут? Я же говорил, заживать будет несколько дней. Даже если в рану попала инфекция, ощутишь ты это через сутки, не раньше.

– Виталик, давай обойдемся без демагогии? – вымученно улыбнулся Гурский. – Просто осмотри рану, хорошо?

– Без проблем, – сухо буркнул я. Вот только не хватало, чтобы меня всякие белогвардейские поручики медицине учили!

Размотав бинт и подсвечивая трофейным фонариком, я осмотрел рану. И не поверил своим глазам. Блин, что за бред?! Нет, когда все произошло, я безоговорочно принял и наш перенос в прошлое, и всякие прочие связанные с фамильной реликвией Гурских чудеса, но это… это уже выходило за любые рамки! Рана, которой было от силы часа полтора-два, выглядела так, словно прошло как минимум пара дней!

Шумно выдохнув, я осведомился:

– Николай Павлович, и когда сие непотребство началось?

– Что началось? – искренне не понял Гурский.

– Свербление твое, что ж еще?

Поручик несколько секунд размышлял:

– Знаешь, ты не поверишь…

– Да уж поверю, так что давай коротко, нас бойцы ждут. Без эмоций и излишних подробностей.

– Ну, если коротко, то минут через десять-пятнадцать после того, как ты мне маменькину брошку вернул. Сначала появилось эдакое легкое, едва заметное тепло, разливающееся от левого кармана, а потом в раненом боку так засвербило, что хоть на стену лезь. Вот я тебя и попросил проверить.

– Ну, тогда я тебя поздравляю. Раны твоей по большому счету больше не существует. Ты о бритве Оккама слыхал?

– Разумеется. «Не следует множить сущее без необходимости», но при чем тут это?

– Да при том, что, согласно этому постулату, излечился ты исключительно благодаря своей брошке, понимаешь?

– Похоже, понимаю. – Гурский зябко пожал плечами. – И что?

– Понятия не имею. Но одно знаю точно: эта твоя штуковина определенно заточена на то, чтобы защищать твою жизнь. А вот зачем? Тут я не советчик, сам думай, что ты там в своем прошлом… гм, ну, то есть настоящем, такого насовершал, что тебя столь крутым оберегом одарили.

Несколько секунд поручик молчал, собираясь с мыслями, затем неуверенно изрек: