Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

Старшина с танкистом выполнили мою не то просьбу, не то приказ молча, не успев даже удивиться, с чего это я раскомандовался, и только потом ошалело завертели головами, разглядев второго пассажира. Я же торопливо склонился над столь неожиданным пациентом.

Аккуратно сняв портупею и расстегнув окровавленный китель, осмотрел рану. Что ж, похоже, «быстроногий Хайнц» все-таки отбегался: пуля вошла ему в правый бок, пробила кишечник и вышла через левую подвздошную область, судя по кровотечению, задев при этом один из крупных брюшных сосудов. Спасти одного из блистательных гитлеровских военачальников могла лишь немедленная и весьма сложная операция, которую в этом времени сумели бы провести отнюдь не в каждом госпитале, если б вообще сумели. Да и то без малейших гарантий на успешный исход и при условии, что на операционном столе он окажется не позднее чем через полчаса. Короче говоря, никаких шансов у «главного танкиста Рейха» не имелось, о чем я, отойдя в сторонку, и сообщил – через поручика, разумеется, – фон Лестену. Сжав губы в узкую бескровную полоску, он сдавленно спросил (Гурский с каменным лицом переводил):

– Это точно?

– Да. Не смотрите на мою форму, господин обер-лейтенант, я военный врач с неплохим стажем, не раз и не два ассистировавший при операциях. Ваш командир обречен, ему остался максимум час-полтора. Пуля серьезно повредила кишечник и перебила крупный кровеносный сосуд. Он умрет от потери крови куда раньше, чем его убьет перитонит или болевой шок.

– Откуда вы знали, что мы поедем именно здесь? – неожиданно спросил немец, бросив на командира короткий взгляд.

– Мы об этом даже понятия не имели, – ответил за меня Гурский. – Все вышло случайно. У нашего отряда была абсолютно другая цель. Полагаю, вы догадываетесь какая.

– Сын вашего вождя… – опустив голову, пробормотал фон Лестен совершенно убитым голосом. – Ну конечно, он не мог не послать спецотряд, и он его послал… какое чудовищное совпадение…

И тут холеного немца неожиданно прорвало, словно попавшего под залп гвардейских минометов пехотинца, да так, что поручик едва успевал переводить:

– А я ведь знал, я подозревал! Я еще вчера говорил Хайнцу, что это глупая и опасная идея – лично везти его на аэродром! Но он уперся, хотя раньше всегда прислушивался ко мне! Он решил лететь в Берлин вместе с этим, с этим… – Обер-лейтенант внезапно кинулся обратно к автомашине, в салоне которой так и сидел старлей Джугашвили, на ходу дергая клапан пустой кобуры: видать, позабыл, что оружие у него отобрали.

Пробежал он ровно два метра: откуда в руке Гурского появился револьвер, я, к своему стыду, даже не заметил. Негромко хлопнул выстрел, и Иоахим, судорожно дернувшись, сделал еще шаг и кулем осел на землю. Пуля попала точнехонько под левую лопатку. Н-да, все-таки интересно, где милейший Николай Павлович научился так стрелять…

Наблюдавший за этой сценой Гудериан неожиданно слабо взмахнул рукой. Мы с Гурским подошли. Чувствовалось, что говорить «Хайнцу-урагану» было тяжело, он часто останавливался, делая небольшие паузы, заполненные тщетными попытками восстановить сбитое дыхание:

– Иоахим, увы, порой не умел себя сдерживать. Жаль, он был толковым офицером и подавал неплохие надежды. Впрочем, ладно, теперь это уже не важно. Я не слышал всего разговора, но суть уловил. Прошу ответить честно – сколько мне осталось?

– Около часа, господин генерал-полковник. Я могу вас перевязать, но это мало поможет. Ранение смертельное, кровь мне все равно не остановить.

– Хорошо, я так и понял. Наверное, это и есть рок – вчера Герман с Хансом, сегодня я.

– Простите, о чем вы? – заинтересованно переспросил Гурский.

– Вчера русские обстреляли из гаубиц штаб 7-й панцердивизии, почти все погибли, в том числе генерал-полковник Гот и генерал-майор фон Функ… Такими темпами генералы у фюрера закончатся быстрее, чем снаряды у русских… – вымученно усмехнулся Хайнц. А я, услышав перевод, ошарашенно уставился на поручика. Да уж, такого я и представить себе не мог! Ничего себе мы вчера постреляли…

– Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения, – снова раздался искаженный болью голос Гудериана. – Господа, вы позволите мне завершить жизнь, как и подобает германскому офицеру?

– Разумеется. – Я достал из кармана «вальтер» и взвел курок. Хотел было вытащить обойму, но решил все же не оскорблять Гудериана – в конце концов, хоть и гитлеровец, но понятие об офицерской чести имеет. Протянул рукояткой вперед. – Только один вопрос, не против?

– Нет, – выдохнул Хайнц, устало прикрыв лихорадочно блестевшие глаза.

– Не волнуйтесь, я не выпытываю никаких тайн. Просто интересно: лейтенанта Джугашвили предали свои или захватили ваши диверсанты?

– Наши, группа особого назначения «Бизон». Это все? Тогда давайте покончим с этим, господа. Мне очень больно.

– Прощайте. – Вложив пистолет в холодную руку Гудериана, я отвернулся, краем глаза заметив, что поручик продолжает держать ситуацию под прицелом «нагана».

За спиной коротко ударил одиночный выстрел…

– Виталий, нужно уходить. – Подошедший ко мне поручик протянул три полных магазина. – Держи, ты, так понимаю, почти пустой. А уходить нужно быстро. Ума не приложу, отчего за нас не взялись всерьез еще вчера, но сейчас такое начнется…

– Да уж, шухер будет мама не горюй… – задумчиво пробормотал я, оглядывая наш сократившийся почти на треть отряд. Увы, потери, как выяснилось, оказались велики: немецкие пулеметчики недешево продали свои жизни. Пятеро красноармейцев погибли во время боя, еще двое почти сразу скончались от ран. А вот с ранеными нам повезло, тяжелых не было, лишь трое легких, в число которых попал и Серега Якунов. Он поймал шальную пулю в бедро по касательной. Разгромленную колонну осматривали быстро, забирая только боеприпасы, документы и продукты. Заодно встал вопрос, что делать с пленными. Которыми, между прочим, оказались генерал-майор Вильгельм Йозеф фон Тома и его начальник штаба, полковник Лунге. По иронии судьбы, фон Тома следовал в семнадцатую танковую, чтобы заменить на посту ее прежнего командира, фон Вебера, временно возглавившего лишившуюся после нашего артобстрела командования 7-ю панцердивизию. Усмешка судьбы – или самой истории – была в том, что в моей реальности он ее и так возглавил примерно в эти же дни, заменив смертельно раненного под Смоленском Вебера, который теперь имел все шансы уцелеть. Собственно, теперь уже не возглавит, поскольку отпускать его никто не собирался. Вот такой удивительный выверт злодейки-судьбы…

– Коля, пленных с собой берем? – задал я уже давно мучивший меня вопрос.

– Сам как считаешь? – угрюмо осведомился тот.