Иван Слепцов - Изнаночные швы времени

Теперь уже Феликс не сдержался и захохотал. Олегу пришлось сходить «помолиться» в тесную каморку под кормовым настилом ладьи и узнать, есть ли поблизости на реке острова.

– Есть, – сообщила ему Квира. – Андрей, кстати…

Но Олег не дослушал, оборвал контакт. Самый большой самоцвет на ободе лежащей перед ним иконы-коммуникатора, изначально янтарный, только что ярко-красный, теперь стал фиолетовым. Это означало, что энергии осталось только на один, ну, может быть, на пару сеансов.

Остров, про который говорила Квира, находился у левого берега Волги напротив нынешней Кинешмы, у самой границы костромских земель. Олег, поразмыслив, решил, что выходка Шурика в конечном счете им пойдет на пользу: остановиться им здесь действительно стоило. Дело в том, что в Костроме княжил Василий 105, младший из Ярославичей, который на предложение брата, князя Андрея, вместе выступить против Орды отреагировал крайне враждебно: велел похватать владимирских купцов, бывших в тот момент в городе. Возможно, это было всего лишь демонстрация для монголов, чтобы ожидавшаяся карательная экспедиция обошла костромское княжество, но могло быть и наоборот. И непонятно, как этот князь себя поведет, если узнает, что через его владения плывет жена восставшего против Орды брата, а охраны у нее – всего ничего.

Они завели ладью в протоку у восточной оконечности острова, Феликс с Норманом отправились за реку в лес поохотиться, а Олег с Шуриком и Гостиславой занялись лагерем для полноценной ночевки. Поставили каркасы трех больших шалашей, стали покрывать их еловым лапником. Олег рубил, девушка носила ветки Шурику, а тот укладывал их в несколько слоев поверх жердей.

Олег, впрочем, не только рубил, но и внимательно наблюдал за княгиней, которую усадили на постеленный в сторонке ковер. Он довольно улыбнулся, когда ей стало явно не по себе: она встала, потом села, опять поднялась, снова опустилась на ковер, сдернула платок, что был у нее на голове, и растрепала на нитки. Когда в руках ничего не осталось, опять вскочила, схватила выпавшую у Гостиславы еловую ветку и… И замерла. Покрутила ее в руках, будто бы не понимая, что это и зачем, потом отнесла ее Шурику и вернулась на место. Поддернула подол сарафана, вроде собираясь сесть, но не села, решительно развернулась и пошла к Олегу за очередной охапкой лапника.

Кожа у нее потом была страшно исколота, и Олегу пришлось воспользоваться медтуеском. Он приготовил варево по рецепту, что был подсказан Урдину, и наложил мазь на руки княгини.

– Боярин Олег Владимирович, ты еще и лекарь? – Она была ошеломлена.

– Нет, – честно ответил он. – Да и лекарь тебе, к счастью, не нужен. Хватит меня… – и добавил после небольшой паузы: – …княгиня Аня.

Она расхохоталась и часто смеялась, когда стемнело, и все сели вокруг костра ужинать перепелами под разговоры и вино. Олег пересказывал новеллы из «Декамерона» 106, а Шурик – несколько афанасьевских 107сказок. Потом собрался вступить Норман, но Олег разглядел на лице у Гостиславы нетерпеливое желание тоже что-нибудь рассказать, прямо сейчас, и остановил его:

– Гостислава Никулишна сказку нам припасла. Давайте выслушаем.

– Ага, – кивнула Гостислава и начала, сначала запинаясь на каждом втором слове, опасливо поглядывая на княгиню, потом все смелее и смелее.

Выяснилось, Гостислава взрослела среди дворни ростовского архиепископа и насмотрелась всякого. И рассказчиком оказалась просто великолепным. К середине второй истории Олег понял, что они присутствуют при рождении фольклорной истории, и хотел сказать Шурику, чтобы тот начал мемографировать. Но, к удивлению своему и немалому удовольствию, обнаружил, что тот уже занялся этим сам.

На последнем кувшине разговорилась и княгиня. Ее история была похожа по сюжету на «Сказку о попе и работнике его Балде», только вместо парня там фигурировала дворовая девчонка. Олег, после того как она закончила, долго слова сказать не мог и только вытирал слезы. Феликс, сначала не понявший смысл рассказа, потом, когда до него все-таки дошло, повалился на землю, держась за живот, а отдышавшись, только и выговорил смеясь: «Ну, девушки, ну, вы даете!»

Анна Данииловна сначала нахмурилась: для нее, княгини по роду, и для служанки одно и то же слово нашлось, но быстро отошла. То ли ласкательный суффикс «ушк» примирил ее с «девушками», то ли ее натуре понравилось новое, не как во дворцах и на дворне, обращение. Так или иначе она снова рассмеялась. И потом часто говорила о себе и Гостиславе в третьем лице: «Теперь девушки пойдут слушать боярина Нормана…», «Девушки тоже хотят порулить…», «Девушки устали, будут спать…»

Олег этими результатами очень доволен: надо будет поставить еще два-три таких эксперимента, сказал он себе, и будет вполне себе добротная докторская работа. А там, глядишь, недалеко и до член-корра Академии педагогических наук, главы секции по перевоспитанию жлобов.

От острова отплыли перед самым рассветом, а через пару часов увидели на левом берегу Волги два десятка всадников со стягом костромского князя. «На бреже!» – закричал один из них, но, когда Олег демонстративно отвернул на середину реки, от отряда отделились двое с запасными лошадями и быстро поскакали прочь.

– По нашу душу? – предположил Феликс.

– Угу, – согласился Олег. – Попытаются перехватить, думаю.

Сделать это люди Василия Ярославича попытались у Костромы. Волга, как константинопольская бухта Золотой Рог, была перегорожена цепью, не железной конечно, а из бревенчатых связок. Вдоль преграды курсировали несколько лодок, набитых ратниками.

– Разворачиваемся? – спросил Феликс.

Если бы ветер не был так силен, Олег бы с ним согласился. Но их ладья даже против течения шла с хорошей скоростью, и, перекинувшись с Феликсом парой слов по поводу дальнейших действий, Олег решил прорываться.

Княгиню и Гостиславу спрятали под кормовую платформу, ладью повернули к костромской пристани, и когда до берега оставалось чуть больше полета стрелы, Олег переложил руль и кораблик послушно развернулся. Под острым углом теперь он приближался к вершине дуги, что под воздействием течения образовала бревенчатая преграда.

Феликс перегнулся через борт и Шурику велел держать себя за ноги. В этот момент люди костромского князя смекнули, что собираются предпринять «злые», как им сказали, «люди из немец», и в сторону ладьи полетели стрелы. Но далековато было, к тому же лодки с ратниками Василия Ярославича сильно качало, поэтому стрельба вреда никому на ладье причинить не могла. У Феликса была возможность действовать расчетливо, и он одним движением разрубил веревку между двумя связками бревен.

– Есть! – крикнул он, и Олег развернул ладью по течению, уводя из-под удара. Если бы звено костромской «цепи» попало в их борт, а в каждом звене было по пять-шесть бревен, обшивка вполне могла треснуть. Но ладья была вертким корабликом, и пенный бурун, под которым Волга скрыла бревна, прошел довольно далеко за ее кормой. А ближайшей лодке с ратниками костромского князя не посчастливилось: ее перевернуло до того, как сидящие в ней люди осознали опасность.